бумаги из пальцев, хватаю губами воздух, без которого мои клетки отмирают. Оседаю, проваливаясь в клубок ваты. Последнее, что слышу, это приглушенное: «Вера!» - и погружаюсь в плотную матовую темноту.
Константин
- Вера!
Успеваю поймать обмякшее, безвольное тело и бережно прижимаю к себе, боясь сломать. Хотя я и так это сделал. Только что. Взбудоражил нападками и криками, потому что нормально общаться разучился. Расшатал и без того измученную психику поцелуями, ведь извиниться иначе мозгов не хватило. И, наконец, добил ее новостью, от которой сам чуть не чокнулся. Не знал, смеяться мне над вывертами судьбы или рыдать в бешенстве. Избить всех причастных или, наоборот, поблагодарить за такую идеальную маму для моих дочек. Подержать информацию в тайне, пока Вера не успокоится, или аккуратно намекнуть.
Из груди вырывается сдавленный смешок. Намекнул, черт возьми!
Идиот. Полный придурок!
Испугавшись своей беспомощности, грубо отправил Веру в нокаут. Хотел задержать любой ценой, эгоистично наплевав на ее чувства. Она была права: все у нас через задницу происходит. Не жалеем друг друга, раним словами и действиями, как будто оба из камня и бессмертные.
Она ведь только с виду такая дерзкая, бойкая и сильная. Это всего лишь защитная реакция. От таких мудаков, как я.
- Верочка…
Собственный голос кажется чужим. Замогильным хрипом, невнятным лепетом. Словно я бухал беспробудно – и до конца не вышел из запоя.
Прижимаюсь губами к влажному, холодному лбу, вбираю носом стремительно тающую сладость, прислушиваюсь к едва уловимому дыханию. Если с ней случится что-то, я сам себя сожру с потрохами. В последний раз я так боялся после рождения лапочек, когда мог их потерять.
- Старшенькая, - виновато выдыхаю и беру ее на руки, направляясь в дом. Кажется, Вера тихонько постанывает, несмотря на то что обмякла в моих руках, как тряпичная кукла. Но даже в отключке не разрешает себе побыть слабой.
Несу ее в спальню на первом этаже, бережно укладываю на постель. И открываю окна настежь, чтобы впустить свежий воздух.
Возвращаюсь к Вере и опускаюсь на край кровати. Ощущение, что рыженькая просто устала и мирно спит. Однако непривычная бледность выдает ее истинное состояние. Надо бы привести ее в чувства, но рука не поднимается хлопать по щекам или плескать воду в лицо. Я теперь вообще ее трогать боюсь. Превращаюсь в малодушного труса рядом с ней.
Встряхнув себя мысленно, я беру графин с прикроватной тумбочки, смачиваю платок и почти невесомо провожу им по шее и лицу. Оставляю на лбу, как прохладный компресс. И прохожусь пальцами по скуле и виску.
Вера делает шумный вдох, тяжело сглатывает, будто в горле пересохло, и я тянусь за стаканом, чтобы наполнить его водой. Боковым зрением наблюдаю, как дрожат ее веки и трепещут ресницы, а затем медленно поднимаются.
- Приехал все-таки, - слабая улыбка трогает обескровленные губы. – Я тебя не дождалась и уснула…
Одной рукой находит мои пальцы, импульсивно сжимая, а вторую – поднимает к лицу, нащупывает платок, неловко сбрасывает его и озадаченно умолкает, потирая виски. В следующую секунду широко распахивает глаза – и возвращается в сложную реальность.
- Дождалась, - напряженно перехватываю ее ладонь. Помогаю сесть, потому что спорить с ней бессмысленно. Единственное, что я могу делать, - подстраховывать и беречь.
- Что правда, а что мне приснилось? – смотрит перед собой и лепечет в пустоту, будто спрашивает сама себя.
Двигаюсь к ней ближе, обнимаю за плечи и наклоняюсь к самому уху.
- Все… правда, - произношу тихо, чтобы свести шок к минимуму, насколько это возможно в нашей ситуации.
- М-м-м, - тянет неоднозначно и поворачивается ко мне лицом. Касаемся носами, обмениваемся взглядами, сплетаемся дыханием. – Я хочу к ним, - Вера дергается, порываясь встать.
- Тш-ш, - шикаю на нее, не выпуская из объятий. – Разбудишь, испугаешь, - убеждаю, перебирая спутанные кудри на ее затылке. - Ты и так с ними. И всегда будешь, я обещаю, - целую в висок и задерживаюсь, впитывая ее близость.
- Как же так… - причитает, уткнувшись носом мне в щеку. – Четыре года… - нежные ладони скользят вверх по моим плечам и ложатся на шею, будто собираются придушить меня. Но вместо этого Вера крепче меня обнимает в поисках опоры и помощи. Сама не справляется с шоком и волнением.
- Рыженькая, как твое самочувствие? – покачиваю ее в руках, как ребенка, и успокаивающе поглаживаю по спине. - Может, врача вызвать?
- Нет, это лишнее, - отстраняется, пытаясь совладать с эмоциями и зарыться обратно в свою раковину. – От нервов и усталости давление упало, наверное. Сейчас сделаю себе сладкий крепкий чай – и все пройдет, - выдавливает из себя неестественную улыбку, но с ресниц предательски срывается слеза.
- Я принесу, отдыхай, - аккуратно дотрагиваюсь губами до внутреннего уголка ее глаза, собираю соленую влагу. Покрываю поцелуями лицо, которое возвращает себе здоровый румянец. И, не позволив себе большего, встаю с кровати.
- Костя… - зовет вкрадчиво. – Я могу еще раз взглянуть на тест ДНК? – смотрит на меня с такой мольбой, что и мысли не возникает отказать. Я больше не могу с ней спорить.
Когда я возвращаюсь в спальню с горячим чаем, Вера перечитывает заключение экспертизы и роняет слезы на смятые бумаги. Услышав звук шагов, поднимает на меня взгляд. Строгий, воинственный, дикий. Помимо боли, в нем вспыхивает нечто злое и необузданное. Принимаю это на свой счет. Пока я готовлюсь расстаться с жизнью от рук самой дорогой женщины в мире, она вдруг чеканит:
- Ты выяснил, как это произошло? И кто лишил меня родных дочек?
Оставляю чашку на тумбочке, подальше от возмущенной, вспыльчивой Веры, а сам сажусь на кровать, вполоборота к ней и упершись локтями в бедра. Набираю полные легкие воздуха, ожидая очередной виток тяжелого разговора.
- Надеюсь, ты не подозреваешь меня? – начинаю защищаться от фурии. - Я сам только узнал.
- Что ты, нет, - неожиданно ее ладонь ложится на мое плечо и ласково ведет вниз. Удивленно смотрю сначала на женскую руку, сжимающую мою, а потом и на саму Веру. - Я… верю тебе. Несмотря ни на что. Хотя и не понимаю, как ты догадался нас проверить, - хмурит рыжие брови и сползает с подушек, устраиваясь рядом со мной.
- Я сразу обратил внимание, что вы похожи, как будто вас троих на одном
