явственно слышала ее шаги — тихий, легкий скрип паркета. Она не успела удивиться такой странной озвученности своего сна.
— …Карина, — негромко позвал чей-то голос.
Это не был голос Лели, та при первом же его звуке медленно растворилась во мгле.
— Карина, — повторили настойчивей, — вы спите?
Она вздрогнула и открыла глаза.
Возле дивана стояла Инна. Ну да. Она же не закрыла дверь.
Карина приложила неимоверные усилия, чтобы оторвать отяжелевшую голову от подушки, и села на диване.
— Все в порядке, — сказала Инна, присаживаясь в кресло напротив. — Он спит.
Карина не сразу поняла, что она говорит об Олеговом отце.
— Простите, что разбудила. — В тоне женщины, однако, не чувствовалось вины. Она продолжала спокойно, изучающе глядеть на Карину. — Вы хорошо знали Олега?
— Хорошо.
Карина попыталась уловить сходство между этой железной леди и собой. Ничего общего. Разве только волосы — одинаковой длины и густоты, но разного цвета, у Инны они были много светлей.
— Насколько хорошо?
Карина глянула на женщину с недоумением. Чего она добивается? Что имеет в виду?
— С того момента, как они с женой переехали в эту квартиру.
— Понятно. — Инна наклонила голову. — Расскажите, какой жил в Москве. Мы не виделись девять лет: я вышла замуж и улетала в Бостон, а Олег тогда собирался ехать поступать в консерваторию.
— Разве вы не переписывались? — сухо спросила Карина.
— Переписывались. Но я хочу узнать от третьего лица.
— Зачем? — Карина почувствовала к сестре Олега острую неприязнь.
Явилась не запылилась из своей Америки, никаких эмоций, лишь этот холодный, безразличный тон, каким говорят криминалисты. И ее Олег боготворил, о ней тосковал, искал похожую на нее?
— Пожалуйста, — голос женщины чуть смягчился, — мне это очень важно.
— Нормально жил. Имел любимую работу, семью.
— И как у него было с женой?
— Обыкновенно. Как у всех, — почти с ненавистью сказала Карина.
— Но он ведь не любил ее.
— Откуда вы взяли? — резко спросила Карина. — Он вам писал об этом?
— Нет. Прямо не писал. Но я чувствовала… между строк. Вы… не сердитесь на меня. — Женщина встала, прошлась по комнате взад-вперед и снова остановилась перед Кариной. — Я… — она вдруг приложила обе руки к груди, — я должна с кем-нибудь поговорить, иначе… сердце лопнет. Трое суток без сна, визу выбила с трудом, до конца не надеялась, что успею, смогу его повидать. Собственно… и видеть-то нечего. — Инна тревожно глянула на Карину сухими, пронзительно светлыми глазами, и та поняла, что кажущаяся ее бесчувственность на самом деле просто шок.
— Я не сержусь, — негромко проговорила она и прибавила: — Олег любил Лелю. По-своему, может быть не отдавая себе в этом отчета, упорно убеждая ее и себя в обратном.
— Это на него похоже. — Инна улыбнулась с грустью. — Он всегда пытался казаться хуже, чем есть на самом деле. Всегда, с самой юности. За ним ведь девочки стали бегать, когда ему пятнадцать исполнилось. Другому бы нравилось, а он говорил, что терпеть не может их ухаживаний. Однажды одноклассница написала ему любовное письмо, а Олег его выбросил в помойку. Отец нашел письмо и закатил скандал: мол, что это за свинство, ему признаются в чувствах, а он, даже не прочитав, выкидывает послание в мусор. Характер у отца был суровый, на мне это не так сказывалось, я ведь ему неродная, а на Олеге — в полной мере. Но и тот не промах, кровь-то одна. Вот и спорили весь вечер, у нас с матерью даже голова разболелась. А ночью я встала воды попить, прихожу на кухню — там Олег сидит. Строчит что-то на листочке и от меня рукой прикрывает. Смотрю, рядом девчонкино письмо лежит, аккуратно так разглаженное по всем замятинам. Тут я и сообразила, что он ответ ей сочиняет. Ночью, чтоб никто не увидел. — Инна села обратно в кресло. Видно было, что ей очень худо, хоть она стремилась это скрыть.
Злость на нее у Карины полностью прошла. Осталось только сострадание и чувство единения в горе, которое постигло их обеих.
На мгновение сю овладело искушение рассказать сестре Олега обо всем: об их любви, тайных встречах, о том, как они вместе играли концерты и вместе же мучились своим предательством по отношению к Леле.
В следующую минуту Карина подавила это желание. Никто не должен знать. Никто, даже эта женщина, которая, несмотря на внешнее спокойствие, переживает сейчас отчаяние, ужас и безграничную боль.
— Спасибо. — Инне удалось немного расслабиться, лицо ее сделалось мягче. — Утром у меня самолет. Вырваться удалось лишь надень. Если бы не встретила здесь вас, не знаю, с какой душой бы улетала. Так хоть с кем-то поговорила о нем, все капельку легче.
Они сидели до самого рассвета, и Инна все рассказывала об Олеге и его детстве, школьных годах, юности. Карина слушала, пыталась представить себе его таким, каким описывала сейчас сестра, и не могла. Утром Инна уехала в аэропорт. Вечером того же дня улетел домой Олегов отец. Квартиру на пятом этаже опечатали и закрыли.
Через день после похорон Олега Карине позвонил Веркин муж, Сергей, и сообщил, что Верка родила второго мальчика. Карина поздравила его и сказала, что приедет попозже — видеть подругу и малыша она была сейчас не в состоянии.
Потом приходил следователь.
Он разложил на кухне на столе бумаги, задавал какие-то вопросы, смысл которых Карина улавливала с трудом. Она пробовала отвечать, но, едва произносила имя Олега вслух, горло перехватывал спазм и говорить становилось невозможно.
Следователь терпел и во молчал и ждал, пока Карина придет в себя. Мордастый и парень в пиджаке, действительно оказавшийся наркоманом, сидели в изоляторе, ожидая суда, но теперь ей это было все равно.
Сонное отупение, владевшее ею в первые дни после трагедии, начало проходить. На смену ему наконец пришла боль, такая жгучая и нестерпимая, что от нее хотелось кататься по полу.
Перед глазами у Карины неотступно стоял Олег. Она подробно, в мельчайших деталях вспоминала каждую встречу с ним, каждый их разговор, репетиции, концерты.
Господи, ведь она даже не поцеловала его перед тем, как он ушел в самолет! Не могла — рядом была Леля.
И во время последнего телефонного разговора молчала, как последняя дура, не сказала, как он дорог ей, что она жить без него не может, считает дни до встречи.
Карина так исступленно жалела о том, что не сделала, будто это несделанное могло что-то изменить, предотвратить случившееся несчастье, повернуть время вспять…
Капелла между тем начинала мало-помалу функционировать. Оркестр объявил
