Алена открыла поддувало и поворошила кочергой угли. Жара еще оставалось достаточно, огонь разгорелся с новой силой.
Чайник на новой чугунной конфорке сразу забулькал, выплеснул из носика струйку кипятка, и раскаленный чугун недовольно зашипел.
Внутри у нее тоже все кипело...
Как быстро он все позабыл! Короткая память... И ни слова извинений. Так ничего и не понял! Наоборот... выбросил ее из своей жизни, подыскал другую... А с ней разговаривает, как с чужой...
Она так старалась забыть его... А стоило увидеть, и все вернулось с новой силой...
Вот если бы он сейчас подошел сзади, обнял, повернул к себе, признался, что долго, очень долго мечтал об этой встрече... Что он только и жил надеждой на нее...
Нет, оказывается, это она жила надеждой...
Он сидел за столом и ждал, пока Алена расставит чашки, пока настоится в пузатом чайничке заварка с сухими листьями малины и смородины...
Он думал о том, что сейчас она хозяйничает для него... И так могло бы быть всегда... Но теперь уже не будет...
— Варенье прошлогоднее, — снимая с банки пергаментную бумагу, предупредила Алена. — Этим летом я ничего не заготовила.
— Некогда было, — съязвил Алексей. — Подвернулось более веселое времяпрепровождение...
— Угу, я гуляла на всю катушку, — подтвердила Алена. — Аж дым коромыслом.
— Могу себе представить, — помрачнел он.
Что он может себе представить, идиот?! То, как она ночи напролет корпела над своими «фенечками»?! То, что от тяжелого пробойника на ладонях образовались жесткие мозоли?!
А он представляет себе, как унизительно стоять в Измайлове, словно торговка? Да еще под пронизывающим ветром и дождем... И между прочим, в курточке, а не в шикарной норковой накидке...
Это не на экваториальном солнышке расслабляться...
Стараясь не смотреть на него, Алена разлила по чашкам чай и молча отхлебнула глоток.
Алексей сосредоточенно размешивал ложечкой сахар. Она назойливо позвякивала о края чашки, однообразно и размеренно... Просто нервы выматывал этот звон...
— Не волнуйтесь, — не выдержала Алена. — Я завтра уеду. Можете располагаться и жить в свое удовольствие.
Он с показной невозмутимостью пожал плечами.
— А я и не волнуюсь. Я тоже уеду.
— Отдыхать?
Ну конечно... Что ему делать в дождливой холодной Москве? Он привык к жаре и неге... На каких-нибудь Канарах или Багамах сейчас самый сезон... Его тощей Танечке должно там понравиться...
Алена почувствовала, как к глазам совершенно некстати подступают слезы, и низко нагнула голову.
Стало так жалко себя...
— Не знаю... — протянул Алексей. — Жду вызова в экспедицию.
Вздох облегчения вырвался из Алениной груди... Ну хоть не с этой Танечкой... Или это просто отговорки?
Все равно! Пусть себе катится! Скатертью дорожка! С глаз долой — из сердца вон!
Но за эти месяцы он так и не оставил в покое ее сердце...
Невыносимо вот так сидеть рядом и не иметь возможности хотя бы просто дотронуться до него, почувствовать знакомое тепло загорелой кожи, прикоснуться к смешной мальчишеской ямке на затылке под волосами... И знать, что он тоже не захочет ее ни обнять, ни поцеловать...
Теперь он, наверное, целует другую...
Алена сглотнула горький комок в горле и неожиданно для себя самой произнесла:
— Значит, ее зовут Таней?
— Кого? — удивился Алексей.
— Ту, с которой ты приезжал. — Она вскинула на него глаза. — Думаю, не имеет смысла темнить. Мы друг другу ничем не обязаны.
— А, ну да... — спохватился он. — Танечка... Тебе она понравилась?
Алена прищурила глаза, словно разъяренная кошка.
— Ничего... Эффектная... Вот только характер...
— Ты ее не знаешь, поэтому не можешь судить о характере, — парировал Алексей.
— Несомненно, по сравнению со мной любая покажется ангелом.
— Да, все познается в сравнении. Ты ведь не теряла времени даром.
Алена непонимающе уставилась на него.
— Ну, ты же сравнивала, — уточнил Алексей.
Он опять пытается сделать ее виноватой! Только зачем теперь-то? Какой прок намекать на мифических любовников? Чтобы оправдать свой новый выбор?
— Ты просто самовлюбленный болван! — гневно отчеканила Алена. — Я в тебе так разочаровалась... так...
Она запнулась на полуслове и вскочила. Алексей тоже поднялся.
— Аудиенция окончена?
— Катись колбаской по Малой Спасской!
— Вы очень радушны. Приятно было повидаться.
Он склонился в шутовском поклоне.
— А мне неприятно! — выкрикнула Алена.
— Ну я тоже приврал из вежливости. У нас взаимная антипатия.
«Уходи скорее... уходи... Не мучай меня больше... — отвернувшись к стене, умоляла про себя Алена. — И не надо было приходить, если я тебе... неприятна... Поиздеваться захотелось? Свое превосходство продемонстрировать?»
Она крепко сжала кулаки, так что ногти впились в кожу, и ждала, когда за спиной наконец послышатся его удаляющиеся шаги.
Но он все еще стоял позади нее, и она лопатками чувствовала его тяжелый, пронизывающий взгляд.
— Мне... тоже хотелось бы узнать... — медленно произнес он.
— Что? — тихо буркнула она, стараясь не выдать предательскую дрожь в голосе.
— Его имя... Только имя, и все...
— Чье?
— Не морочь мне голову! — сорвался на крик он. — Не строй из себя тут... Я знаю... И вижу, не слепой! Зачем это притворство? Ты уже изолгалась насквозь!
Алена резко развернулась и гордо вскинула голову. Она глянула прямо в его потемневшие, чужие, недобрые глаза.
— Я никогда не лгу! В отличие от тебя!
— Мне все рассказали... Чем ты тут занималась...
— Ну и чем?
— Я могу себе только представить...
— А тебе интересно?
— Да мне безразлично!
Это походило на детскую игру в «гляделки». Оба уставились друг на друга широко раскрытыми глазами, и никто не хотел отвести взгляд первым.
А между ними будто бы возник невидимый магнит, который не отпускал, не давал выйти за поле своего притяжения...
Как известно, по законам физики отрицательно заряженные частицы притягиваются...
Минус на минус дает плюс...
Они испепеляли друг друга взглядами, вкладывая в них всю свою боль, гнев, нетерпимость...
Невидимая нить между ними натянулась до предела.
Глаза в глаза... Только не отведи глаз...
Нить превратилась в стальную струну... Кажется, даже слышно, как она звенит...
Все. Струна лопнула.
Они качнулись друг к другу, словно одновременно потеряли равновесие.
«Что я делаю? Зачем я это позволяю? Непростительная слабость... У меня совсем нет гордости... Так нельзя...»
