каменные крыши и на удивление крохотные витые лестницы, по которым я всегда ходила с опаской, ведь их ступеньки были намного уже, чем ступня человеческой ноги. Каждый раз, поднимаясь или спускаясь по такой лестнице, я очень остро ощущала себя иностранкой, но все равно не переставала восхищаться этим кукольным городом.
Итак, после учебного года в профессиональном училище я подала заявление на поступление в Лейденский университет. Воспоминания об этом событии у меня остались пренеприятнейшие. Занимавшаяся документами дама сказала мне, что по закону она, конечно, обязана принять мое заявление, но считает мое решение крайне необдуманным. Она отправила меня побеседовать с деканом по работе со студентами, которая также выразила сомнения по поводу моего решения. Она сказала, что мне лучше вернуться в училище и закончить там трехлетний курс по специальности «Социальная работа», на который я поступила изначально, ведь после этого у меня сразу появится возможность устроиться на настоящую работу. А с политологической программой в Лейдене я могу и не справиться. К тому же наука эта слишком абстрактная, ей не всегда можно найти применение в жизни. Лучше бы мне остаться там, где я есть; возможно, в училище мне будет лучше. Я сказала, что все равно хочу учиться именно здесь. У меня было твердое намерение хотя бы попытаться.
Моя учеба в Лейдене началась с подготовительных курсов, обязательных перед более основательным изучением профильных дисциплин в университете. С самого начала она полностью захватила меня. Первые три предмета были основными: введение в политологию, введение в историю и введение в государственное управление. Каждую неделю приходилось читать огромное множество книг: об искусстве управления, о государственном строе, об истории Голландии и Европы. Их не нужно было учить наизусть, но мы должны были знать основные темы и теории, а еще – и это было для меня в новинку – мы должны были формировать свое собственное мнение. Нас всегда спрашивали, что мы думаем по тому или иному поводу.
Несмотря на все ужасы, которые мне рассказывали, я полюбила политологию всем сердцем. Другим она, возможно, казалась чересчур сухой, но только не мне. С рождения я впитывала в себя осколки этой науки: демократия, справедливость, нация, война. Теперь же под добрым и мудрым руководством преподавателей я начала рассматривать надлежащее управление, порядок во власти – нечто, что развивалось, прежде чем сложиться в определенную структуру.
Европейская история была захватывающей хроникой событий, начинавшихся с абсолютного хаоса. Голландия появилась на свет из ниоткуда: из смеси грязи, бедности и иностранного владычества. Даже земля здесь была создана коллективными усилиями. Бороться с мощью морских приливов, заливавших полстраны, в одиночку было не под силу никому, поэтому голландцы научились принимать мудрые решения и работать вместе. Они прокладывали в иле каналы, чтобы справиться с наводнениями, сооружали защитные дамбы, шаг за шагом отвоевывая землю у моря. Они научились быть находчивыми и настойчивыми. Научились договариваться, действовать убеждением, а не силой. Но самое главное – идти на компромисс.
Одна половина Голландии была протестантской, а другая – католической. В любой европейской стране это был прямой путь к резне, но в Голландии людям удалось урегулировать проблемы мирным путем. После периода притеснений и кровопролитий они поняли, что победить в гражданской войне невозможно: проигрывают все. Они создали систему, которая позволяла людям существовать раздельно и в то же время на равных условиях. В голландском обществе сложились два крупных блока: протестантский и католический. Позже появился третий блок – социал-демократов, среди которых были и протестанты и католики; кроме того, образовалась еще небольшая светская группа нерелигиозных людей, которых стали называть либералами. Эти блоки стали «столпами», опорой голландского общества.
Эти блоки сильно напоминали кланы. Многие поколения голландских католиков и протестантов посещали разные школы, больницы, клубы и магазины; на телевидении у них были разные каналы, а на радио – разные станции. Даже в 1995 году в Лейдене блоки хотя бы частично, но определяли, кто ты есть и с кем ты общаешься, совсем как кланы в Сомали. Но здесь все было обустроено невозмутимо и спокойно, согласно договоренности, которую разделяло все население.
Со временем я поняла, насколько голландцы привязаны к своей свободе и почему Голландия во многом считается столицей европейского Просвещения. Четыре века назад, когда европейские мыслители разрубили жесткие ремни церковных догматов, опутывающих человеческий разум, Голландия стала центром свободомыслия. Просвещение подрезало корни европейской культуры, уходившие в старые непреложные представления о магии, королевской власти, социальной иерархии и господстве священников, и привило ее на большой и крепкий ствол, поддерживающий равенство между всеми людьми, их право на свободу мышления и самоуправление. Здесь, в Лейдене, Просвещение получило повсеместное распространение. Голландцы позволили себе и другим жить свободно. Приверженность к свободе захватила и меня тоже.
Иногда, читая учебники, я отчаянно пыталась увязать их содержание со своей исламской верой, но в голове у меня словно захлопывалась маленькая дверца. Порой казалось, что почти каждая прочитываемая страница бросает мне, как мусульманке, вызов. Питье вина и ношение брюк были ничем в сравнении с изучением истории развития идей и представлений.
Люди оспаривали саму идею воли Божьей на земле, и делали это красиво и убедительно. Дарвин говорил, что библейские истории о создании мира и человека – сказки. Фрейд утверждал, что человек властен над самим собой. Спиноза твердил, что нет ни чудес, ни ангелов и что не нужно молиться никому, кроме себя самих, что Бог – это мы сами, а еще – природа. Эмиль Дюркгейм верил, что люди придумали религию, чтобы создать у самих себя чувство защищенности. Все это я читала, а потом пыталась запихнуть себе в голову, в то пространство, которое скрывалось за этой маленькой дверцей.
Чтение книг по истории западной цивилизации было занятием во всех отношениях греховным. Даже в учебниках по истории формирования современных государств я постоянно находила несоответствия с моей верой в Аллаха. То, что европейцы разделяли Божий град и государство, само по себе было харамом. В Коране говорится, что без Бога не может быть правительства; сам Коран – это книга Аллаха, в которой собраны законы и правила управления мирскими делами.
В феврале 1995 года в Голландии случилось очень сильное наводнение. Когда на сомалийцев обрушиваются природные катаклизмы, засуха или потоп, то они собираются вместе и молятся. Стихийные бедствия – это Божественные знаки, которые должны показать живущим на земле людям неправильность их поведения. Голландцы же обвинили свое правительство в том, что за дамбами не следили на должном уровне. Я не видела, чтобы хоть кто-нибудь молился из-за потопа.
Странный парадокс. В Голландии все было основано на религии, но сами
