– Нам лучше подняться наверх, – благоразумно согласилась Сильвия. – Розали увидит, что мы ушли, и перестанет ломиться в двери. Иначе на ее стук сбежится вся округа, и к обеду весь город будет в курсе событий.
Впрочем, она ни на минуту не сомневалась, что новость все равно к обеду станет всеобщим достоянием. Мать и дочь из света «музыкальной» комнаты перешли в полутьму холла.
– Может быть, этот семейный бизнес всех нас сделал немного ненормальными? – со вздохом заметила Милдред, поднимаясь вслед за Сильвией по лестнице. – Но мне казалось, что вы с Бобом избежали общей участи.
На площадке между этажами висела большая фотография, сделанная на дне рождения близнецов, когда им исполнилось десять лет. Рини изображала шоколадный торт, а Кении был в костюме аппетитного рогалика – его любимого лакомства в то время.
– А ведь это Боб придумал им тогда костюмы. Ты помнишь, каким он был веселым выдумщиком? – спросила Сильвия.
– Скорее эксцентричным – заметила Милдред.
– Нет, ты вспомни, он прекрасно танцевал, часто играл на рояле. Но музыка в нем умерла… – шепотом закончила Сильвия.
– Ах, Сильвия, эти романтические мечты не живут долго. В нашем районе не найдется человека, который когда-то не считал бы себя талантом.
Сильвия с горечью покачала головой: в отношении Боба она не могла согласиться с матерью.
В спальне было уютно, как всегда. Старинную кровать когда-то давно они с Бобом купили у старичка-антиквара и вместе отполировали. В одном из комиссионных магазинов Кливленда Сильвия отыскала комод и сама его расписала. Покрывало перешло ей по наследству от бабушки. Все в комнате было таким привычным, давно знакомым и милым… Так почему же сейчас она чувствует себя здесь болезненно одинокой и такой несчастной?!
Милдред расстегнула застежку у нее на спине и стала помогать раздеваться. Сильвия совершенно размякла и безвольно подчинялась.
– Знаешь, мне казалось, что после отъезда детей мы…
– …будете путешествовать и танцевать до полуночи? – Милдред стащила с Сильвии мокрую кофточку и погладила дочь по голове. От этого жеста Сильвии стало еще горше на душе: она почувствовала, что все ее мечты рухнули. – Не знаю, с чего ты взяла, что в замужестве тебя обязательно ждут романтические чувства. В моем доме тебе такая мысль в голову прийти не могла, ручаюсь, – улыбнулась Милдред.
Сильвия понимала, что мать старается ее ободрить, но шутка сейчас не могла ее порадовать – если мать действительно шутила.
– Послушай меня, – Милдред повернула Сильвию к себе лицом. – Тебе хочется взбодриться, развеяться, чем-то увлечься, так? Ты нуждаешься в нежной преданности, ласке, хочешь быть в центре внимания?
Сильвия согласно кивнула.
– Тогда мой тебе совет: займись разведением собак для выставок, – сказала Милдред, ласково коснувшись щеки дочери.
Как бы то ни было, обед все-таки следовало приготовить. Сильвия на всякий случай сняла несколько верхних листьев со спасенного кочана салата и минут десять промывала его, размышляя, не отравит ли мужа этим салатом. Но потом успокоила себя тем, что хлорированная вода постоянно попадает в рот, и это обходится без последствий.
Она была в душе, когда приехал Боб. Сильвия спустилась вниз, нарядная, с тщательно уложенными волосами, но не застала мужа в гостиной: он разговаривал по телефону. Она была даже рада, что Боб занят, – это давало ей возможность внутренне собраться и приготовиться к ужасному признанию. Прошло томительных полчаса. Она вышла в холл и неожиданно услышала шум воды в душе. Пожав плечами, Сильвия отправилась на кухню и стала накрывать на стол, мысленно подбирая слова для объяснения.
Делая заправку для злосчастного салата, который так любил Боб, она невольно то и дело поглядывала в окно. Бассейн был отсюда прекрасно виден, в сгущающихся сумерках явственно вырисовывалась часть багажника и крыло лежавшего на дне «БМВ». Боже мой! Она точно спятила. Но что сделано, то сделано. Боб, наверное, убьет ее, да и есть за что. Как выяснилось, она капризная, неблагодарная идиотка, тогда как он совершенно безупречен.
Наконец на лестнице раздались шаги Боба. Ее словно что-то подтолкнуло, и она включила подсветку бассейна. Боб вошел, сел на свое место у стола и взял бокал с белым вином, который заранее налила Сильвия.
Сильвия поразилась силе привычки, побуждавшей ее действовать совершенно машинально.
Хотя на душе у нее скребли кошки и мысли путались, тем не менее, она автоматически делала свое дело: сняла с огня сковородку с кусочками лососины и аккуратно разложила их по тарелкам рядом с капустой брокколи.
Сильвия украдкой взглянула на Боба. Он просматривал почту, потягивая вино, и выглядел таким спокойным и умиротворенным, что сердце ее болезненно сжалось. Почему она мечется? Что ее так смущает? То, что Боб не обращает на нее особого внимания? Но в этом нет ничего удивительного: он просто воспринимает ее присутствие как нечто должное. Боб – хороший муж, отличный отец, прекрасно обеспечивает семью. Он ее любит, наконец!
Сильвия снова бросила взгляд в окно на залитый светом бассейн и так сильно вздрогнула, что едва не пролила суп. Но она взяла себя в руки, поставила перед мужем тарелку и села напротив.
– Мама спрашивает, не хочешь ли ты отметить мой день рождения у них.
Боб взял вилку и поддел кусок рыбы.
– Я – как ты, – ответил он с набитым ртом, даже не взглянув на жену, и снова вернулся к почте.
Сильвия смотрела на склоненную голову мужа и размышляла. Как странно устроена жизнь! Живешь с человеком бок о бок не один десяток лет, вместе с ним ешь, спишь, растишь его детей – и в один прекрасный день внезапно обнаруживаешь, что рядом абсолютно чужой человек. Волна беспричинного гнева снова накрыла ее. В этот момент Сильвия пожалела, что утопила машину, а не переехала на ней Боба. Но почему? Почему?!
Может быть, здесь дело в ее совершенно особом отношении ко дням рождения? Она всегда считала их днями радости, настоящими праздниками и старалась во всем это подчеркнуть. Для Боба она каждый раз готовила его любимое блюдо – тушеное мясо с краснокочанной капустой, хотя ее мутило от специфического запаха этого овоща, который держался потом в кухне еще несколько дней. Боб очень любил кекс, и она всегда его ему пекла. Из подарков старалась припасти один шутливый и милый, а другой – именно тот, который ему хотелось.
И детям она готовила то, что им нравилось. А поскольку Кении обожал запеченную рыбу, а Рини – окорок в желе, ей приходилось готовить и то, и другое. К каждому дню рождения она сочиняла поздравления в стихах и хранила их все. Для фотографий, сделанных в эти торжественные дни, у нее был заведен специальный альбом. Там хранились их фото за все девятнадцать лет. И только теперь ей пришло в голову, что ее снимков в этом альбоме не было…
