— Алекс хочет поговорить с тобой.
Сьерра хотела было сказать, что не желает говорить с ним, но поняла, что это поставило бы маму в неловкое положение. Она убрала одеяло обратно в коробку и подошла, чтобы взять трубку.
— Я сварю кофе, — сказала Марианна с мягкой улыбкой.
Сьерра проводила ее взглядом, прекрасно понимая, что мама предоставляет ей возможность наедине поговорить с Алексом. Самые разные эмоции нахлынули на нее — от облегчения до отчаяния. Мама не сказала ни одного неодобрительного слова по поводу решения Алекса. Почему?
— Да? — сказала Сьерра в трубку еле слышно. Голос был глухим. Ей хотелось накричать на него, но она едва дышала от боли в груди. В горле пересохло.
— Я беспокоился о тебе.
— Да? — С чего бы ему беспокоиться о Сьерре? Не потому ли, что он разрывает ее жизнь на части? Обида снова захлестнула ее, и глаза наполнились горячими слезами.
— Ты немногословна.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что я счастлива?
Он вздохнул:
— Полагаю, ожидать такого было бы слишком, учитывая, что мне представляется величайшая возможность сделать блестящую карьеру.
Она почувствовала легкий оттенок разочарования и гнева в его голосе. Какое он имеет право злиться на нее после того, как принял такое жизненно важное решение и даже не намекнул ей об этом?
— Я уверена, дети будут в ужасе, когда услышат, что их отрывают от друзей и семьи.
— Мы — их семья.
— А мама? А твои родители?
— Мы ведь переезжаем не в Нью-Йорк, Сьерра!
— Полагаю, ты припас этот сюрприз до следующего года.
Воцарилось молчание. Ее сердце бешено заколотилось. Она почти физически ощущала нарастающую в нем ярость.
«Остановись сейчас, — предостерег ее внутренний голос. — Остановись, пока ты не зашла слишком далеко…»
Но она не пожелала внять ему.
— Тебе нужно было хотя бы намекнуть, что происходит, Алекс, — произнесла Сьерра, лихорадочно сжимая трубку.
— Я сделал больше, чем намекнул. Я рассказал тебе об этой компании несколько недель назад. Вот уже четыре года я рассказываю тебе о том, что хочу делать. Проблема в том, что ты не слушаешь.
— Я слушаю.
— И никогда не слышишь.
— И слышу тоже!
— Тогда послушай это. Все десять лет мы жили по-твоему. Может, просто для разнообразия ты могла бы позволить мне что-то сделать по-своему?
Щелчок.
— Алекс?
Тишина. Сьерра вздрогнула от неожиданности. Она уставилась на трубку, словно та обернулась ядовитой змеей. Алекс никогда прежде не бросал трубку при разговоре с ней.
Сьерра спустилась вниз, сейчас она ощущала себя еще хуже, чем до приезда. Манящий аромат ее любимого свежесмолотого кофе наполнял кухню. Любимыми были и печенья. Мама поставила десертную тарелку с печеньем в солнечную нишу. Марианна явно хотела поднять настроение дочери. Но у нее не было ни малейшего шанса. Сьерра швырнула трубку на красивую, вышитую цветами скатерть, покрывавшую маленький столик, и плюхнулась в кресло.
— Алекс бросил трубку. — Мать налила ей кофе. — Он прежде никогда так не делал, — продолжала Сьерра. Когда она взглянула на маму, голос ее осекся. Алекс принял решение, которое, он знал, разрушит ее жизнь, и бросил трубку! — Он сказал, что я его не слушаю.
Марианна поставила кофейник на подставку в виде подсолнуха и села напротив.
— Иногда мы слышим лишь то, что хотим слышать.
Она взяла со стола кофейную чашку и задумчиво сделала глоток.
— Ты выглядишь уставшей, мама.
— Я не очень хорошо спала прошлой ночью. Все время думала о твоем отце. — Ее губ коснулась легкая улыбка, выражение лица смягчилось. — Иногда я представляю, как он сидит в кресле перед телевизором и смотрит программу новостей. В доме скрипнуло, и я проснулась — мне показалось, что я услышала шаги твоего отца. — Марианна печально улыбнулась, она не отрывала взгляда от своей чашки. — Мне его не хватает.
— Мне тоже его не хватает — возможно, он смог бы отговорить Алекса от переезда в Лос-Анджелес.
Марианна подняла голову и посмотрела на дочь с улыбкой.
— С твоим отцом тоже было нелегко, Сьерра, но он был достойным человеком.
— Если Алекс настоит на своем, я поеду, но не стану улыбаться и притворяться счастливой.
— Может, и не надо, но будет лучше, если ты внутренне примешь его решение. Обида и гнев разъедают любовь так же быстро, как ржавчина разъедает садовый металлический стул, там, на заднем дворе. Одна из величайших трагедий жизни — видеть гибель отношений из-за проблемы, которую можно было бы решить, обсудив ее в одном разумном, взрослом разговоре.
Слова матери больно ранили Сьерру.
— Один разговор не в состоянии изменить натуру Алекса.
— В таком случае, все зависит от того, чего ты сама на самом деле хочешь.
Сьерра заглянула полными слез глазами в ясные карие глаза матери.
— Что ты имеешь в виду?
Марианна потянулась к дочери и взяла ее за руку.
— Все просто, Сьерра. Тебе во что бы то ни стало нужно добиться своего? Или тебе нужен Алекс?
Подошло время забирать детей из школы, Сьерра попрощалась с матерью и поехала за ними в Виндзор. Дети забрались в машину и сразу же принялись рьяно соревноваться друг с другом за право владеть вниманием мамы. Сьерру всегда умиляли их забавные проделки. Но сегодня эта бьющая фонтаном энергия юности и тяга к соперничеству раздражали. Она ехала по Брукс-Роуд домой, и до ее поглощенного неспокойными мыслями сознания долетали лишь обрывки сумбурных рассказов детей о событиях дня. Сьерре очень хотелось остаться наконец одной, прийти в себя.
Сердце Сьерры тревожно забилось, когда возле дома она увидела «хонду» Алекса. Он никогда не приезжал домой раньше половины шестого.
— Папа дома! — воскликнула Каролина. Она выскочила из машины, забыв свой ранец на переднем сиденье.
Сьерра нажала на кнопку подъемного механизма гаражной двери и смотрела, как она медленно поднимается. Она въехала в гараж, переключила скорости, нажала на тормоза и выключила зажигание. В каждом ее движении ощущалось полное владение ситуацией и выверенная точность.
— Клэнтон, прихвати с собой, пожалуйста, вещи Каролины.
— Пускай сама вернется и заберет.
— Тебя ведь не слишком затруднит помочь сестре…
— Я не ее личная прислуга! К тому же, она совсем недавно заявила мне, что девчонки лучше мальчишек. Так пусть маленькая мисс Совершенство сама и несет свой ранец!
— Не спорь со мной. Я не в том настроении сегодня.
Клэнтон попытался было протестовать, но одного взгляда на мать оказалось достаточно, чтобы он прекратил спорить. Сьерра взяла свои вещи и пошла следом за сыном на кухню. Послышалось счастливое щебетанье Каролины и смех Алекса. Острая боль пронзила ее сердце, хотя была ли то боль или ярость, она, пожалуй, не знала наверняка. Возможно, и то, и другое. Как Алекс может смеяться в такую минуту? Неужели ему совершенно безразлично, что чувствует его жена?