Она нужна ему просто как компаньон на вечер, с ней он может хоть немного побыть в обществе взрослых, хоть ненадолго сорваться с привязи.
Если она сможет смириться с этим и вести себя соответственно, то вечер у них пройдет хорошо, и она не выставит себя полной дурой.
Няня уже пришла, пиццу уже принесли. Джек поставил коробку на стол, дал няне и Себу последние указания и подтолкнул Молли к двери.
Уже на улице он постоял, перевел дыхание и бодро улыбнулся.
Она ответила улыбкой.
— Ну как платье, ничего?
Он медленно оглядел ее, и она увидала волнение в его глазах.
— Очаровательно, — охрипшим голосом произнес он. — Ты выглядишь ослепительно. Ну, пошли?
Они шли молча, держась на отдалении друг от друга; после вчерашнего вечера между ними возникла непонятная напряженность, отчего у нее сбивалось дыхание и сердце тяжело и медленно стучало в груди.
— Ну как пейнтбол? — спросила Молли.
Джек засмеялся.
— Утомительное занятие. Так что, если я ткнусь носом в суп, разбуди меня. Староват я для таких игр.
Она засмеялась.
— А Себ — он был в восторге от мужских забав?
— Думаю, да. — Джек скривился. — Мы победили, так что его честь не пострадала и, слава Богу, реванш брать не придется. У меня исцарапаны ветками ребра, колени сбиты камнями, но во всем остальном я как огурчик.
— Бедненький старичок! Вижу, придется мне за тобой поухаживать.
— Точно! Мне нужна нянечка Молли.
Она лукаво глянула на него.
— Я нянечка Молли для тех, кто в этом нуждается.
— Я нуждаюсь! — воскликнул он. — У меня все болит!
— Потому что глупый. Надо соображать и не носиться по лесам, в твоем-то возрасте.
Он засмеялся.
— Похоже, я вызываю у тебя массу сочувствия. Не надо ли выразить соболезнования и тебе? Что, Ника плохо себя вела?
— Ника прекрасно себя вела. Мы развлекались от души. Она прелесть, как и все твои дети. Они делают тебе честь, Джек.
Джек смутился, как подросток.
— Я делаю все, что могу. Иногда этого бывает мало.
Она с сочувствием рассмеялась.
— И не говори! Ты делаешь все, что можешь, а они утверждают, что ты их не понимаешь, что ты их не любишь и вообще с тобой нет смысла разговаривать.
— Похоже на Себа.
— Трудно с ним?
— С ним было тяжелее всего, особенно в первое время. Он дерзил. Мог сказать: «Ты мне не отец и не приказывай». Ну что было делать? Я отвечал, что отец доверил мне детей и я исполняю его волю.
— Помогало?
— Не всегда. — Джек жалобно усмехнулся. — Бывало, он возражал: мол, я плохо знаю Ника, уж он бы разрешил ту ерунду, из-за которой сыр-бор. Но все же мы это преодолели.
Они вошли в ресторан и сразу оказались в атмосфере покоя и романтики. Тихая музыка лилась со стен, декоративные растения создавали интимную обстановку вокруг каждого столика — и ни одного ребенка! Вот благодать-то, с улыбкой подумала Молли.
Все места были заняты, но она увидела дверь, ведущую на террасу с живой занавесью из виноградной лозы и клематиса.
Он словно прочел ее мысли.
— Мы пришли на полчаса раньше. Давай выйдем с напитками на террасу, пока еще тепло?
Она кивнула.
— С удовольствием. Чудесно.
Джек заказал напитки и провел Молли на террасу, нависающую над водой. Виноградные ветки окружали их здесь, как в беседке.
С краю был свободный столик.
— Подойдет?
— О, да!
— Если станет холодно или будешь умирать с голоду, скажи, и мы пойдем в помещение.
Она улыбнулась, тронутая его заботой. Джек такой добрый — а как же иначе, с четырьмя-то детьми.
Официант принес меню, Молли взглянула на цены и пришла в ужас; с ее стороны безумием было соглашаться идти в ресторан!
— В чем дело?
— Такой большой выбор, — вывернулась она.
Джек откинулся в кресле.
— Ну, что тебя вдохновляет? Хочешь омаров? Я так давно их не ел.
Она тоже, но при виде цен кружилась голова. Молли бросила меню на стол и храбро улыбнулась.
— Что ж, неплохо.
К черту цены! Эти каникулы и без того прикончили ее бюджет. Оставалось надеяться, что она как-нибудь справится.
— Ну, расскажи о себе.
Молли взглянула на него, испуганная прямотой вопроса, хотя он и был задан ласковым тоном.
— О себе? Я смертельно скучный человек.
Джек фыркнул.
— Не думаю.
— Говорю тебе! Утром встаю, делаю сандвичи, отправляю детей в школу, развожу сандвичи, закупаю продукты на следующий день, кормлю детей, делаю домашние дела, а потом валюсь в постель.
— А о чем ты мечтаешь, Молли? — тихо спросил он. — Когда ты падаешь в свою одинокую постель, какие фантазии тебя мучают?
Она вспыхнула и отвернулась.
— У меня не бывает фантазий. Я слишком устаю.
— Никогда?
— Никогда, — солгала она.
Джек тихонько засмеялся.
— Мне это знакомо. — Он ненадолго замолчал и вдруг вскинул на нее пронзительный взгляд. — Почему от тебя ушел муж? — мягко спросил он.
— Дэвид? — Она посмотрела на озеро, где утки тревожили золотистую гладь воды. — Ответственность — утомительная штука. Сидеть с нами дома, заниматься пустяками, ходить в магазин, вечером смотреть телевизор вместо того, чтобы выйти на люди, — ему было скучно.
— И что же случилось?
— Он стал развлекаться на стороне. — Господи, неужели это ее голос, такой спокойный и рассудительный? В то время у нее не было ни спокойствия, ни рассудительности, но когда Дэвид объявил, что бросает ее и уезжает в Австралию, чтобы быть подальше от них, она даже почувствовала облегчение. По крайней мере, не будет лжи, уничижительных замечаний, вечного недовольства…
— Негодяй, — заключил Джек.
Молли пожала плечами.
— Он был молод, считал, что загнал себя в ловушку. Нам вообще не следовало жениться. Тогда нам было по девятнадцать лет.
— Жанне и Нику было по двадцать, — жестко сказал он.
— Не все в этом возрасте готовы к семейной жизни.
— Есть и такие, что никогда не готовы, — добавил он без выражения, глядя на воду отсутствующим взглядом. И она поняла, что он говорит о своей бывшей жене.
Допив стакан, Джек встал.
— Еще? — Он протянул руку к ее стакану, но она отрицательно покачала головой.
— Нет, пока хватит.
Он скрылся в баре и вскоре вернулся с бутылкой минеральной воды. Она напряглась. Не собрался ли он весь вечер предаваться печали?
— Что будем делать? — спросила Молли. — Предлагаю на этот вечер забыть о прошлом. Будем сами собой — поговорим о том, что мы любим, о местах, куда хотели бы поехать, о том, что хотели бы предпринять…
Она осторожно улыбнулась, и он поднял стакан воды в молчаливом тосте.
