- Тебе понравится профессор Коул, - говорит Мередит. - Она веселая и всегда советует превосходные книги.
- Мой папа – романист, - выбалтываю я, не подумав, и тут же жалею об этом.
- Правда? Кто?
- Джеймс Эшли. Это его псевдоним. Наверное, Олифант звучит слишком приземлённо.
- Кто?
Фактор оскорбления умножается.
- «Решение»? «Вход»? По ним еще сняли кино. Ладно, забудь, у них всех такие неопределенные названия…
Она с волнением наклоняется вперед.
- Нет, моя мама обожает «Вход»!
Я морщу нос.
- Эй, они совсем не отстойные. Я как-то посмотрела этот фильм с мамой и разревелась, когда та девочка умерла от лейкемии.
- Кто умер от лейкемии? – Рашми шлепает рюкзак рядом со мной. За ней приходит Сент-Клер и занимает место перед Мередит.
- Папа Анны написал «Вход», - объявляет Мередит.
Я кашляю.
- Не то, чтобы этим я горжусь.
- Извини, а что за «Вход»? – интересуется Рашми.
- Ну, по фильму мальчик помогает маленькой девочке в лифте нажать на нужную кнопку, а затем вырастает и влюбляется в нее, - рассказывает Мередит, пока Сент-Клер откидывается назад на стуле и изучает ее расписание. - Но в день после помолвки, она узнает о страшном диагнозе.
- К алтарю отец привозит дочь уже в инвалидном кресле, - продолжаю я. - А затем она умирает в медовый месяц.
- Тьфу ты, - одновременно откликаются Рашми и Сент-Клер.
Неловкая ситуация.
- Где Джош?- спрашиваю я.
- Он же на класс младше, - отвечает Рашми, как будто я уже должна была это знать. - Мы бросили его на введение в математический анализ.
- О. - Наша беседа зашла в тупик. Прекрасно.
- Три общих предмета, Мер. Дай свой. – Сент-Клер снова откидывается назад и крадет мою половинку. – O-o-o, основы французского.
- Как я и говорила.
- Все не так плохо. - Он возвращает расписание и улыбается. – Ты будешь читать меню без меня, пока не заучишь.
Хм, возможно я не хочу учить французский язык.
Блин! Мальчики превращают девочек в таких идиоток.
- Бонжур а тю3. – В класс входит женщина в ярко бирюзовом платье и ставит кофейную чашку на трибуну. Она довольно молода, и у нее самые светлые волосы, которые я когда-либо видела у учителя.
- Для… - Ее глаза осматривают комнату и останавливаются на мне.
Что? Что я сделала?
- Для нашей единственной новенькой - же м’аппель профессор Коул4.
Она делает глубокий реверанс, и класс смеется. Все оборачиваются в мою сторону.
- Здравствуйте, - пищу я.
Подозрения подтверждены. Из двадцати пяти человек — всего выпускного класса — я единственная новенькая. Это означает, что у моих одноклассников есть еще одно преимущество: они знают учителей. Школа такая маленькая, что каждый предмет преподается одним профессором во всех четырех классах.
Интересно, какого студента выбросили, чтобы освободить мне место? Вероятно, кого-то более крутого. Кого-нибудь с дредами, татуировками кинозвезд и связями в музыкальной индустрии.
- Я вижу, персонал снова проигнорировал мою просьбу, - говорит профессор Коул. – Всем встать. Вы знаете порядок.
Я не знаю, но выдвигаю стол, когда все остальные начинают делать то же самое. Мы ставим их в большой круг. Странно видеть всех моих одноклассников одновременно. Я пользуюсь возможностью разглядеть их. Не думаю, что я выделяюсь, но их джинсы, обувь и рюкзаки дороже моих. Они выглядят более чистыми, более сверкающими.
Ничего удивительного. Моя мама - учительница биологии в средней школе, так что у нас немного денег на лишние расходы. Папа платит за ипотеку и помогает со счетами, но этого не хватает, а мама слишком горда, чтобы просить больше. Она говорит, что он в любом случае отвертится от ее просьбы и пойдет купить себе новый эллиптический тренажер.
Может быть, в этом есть своя доля правды.
Остаток утра проходит как в тумане. Мне нравится профессор Коул, и мой учитель математики, профессор Бабино, тоже весьма мил. Он парижанин, и выгибает брови и брызжет слюной при разговоре. Честно говоря, не думаю, что это национальная черта. Думаю, это простая шепелявость. С акцентом нелегко говорить.
После математики у меня стоят основы французского. Профессор Гиллет тоже парижанка. Символично. В этой школе иностранный всегда преподают носители языка. Мои учителя испанского вечно закатывали глаза и восклицали «¡Ае, диос мио!»5 всякий раз как я поднимала руку. Они были расстроены, когда я не могла разобраться в понятие, которое казалось для них очевидным.
Я прекратила поднимать руку.
Как и предсказано, в классе группа девятиклассников. И я. О, и один одиннадцатиклассник - тот парень, который утром ругался с консультантом. Он восторженно представляется как Дэйв, и я его прекрасно понимаю: он просто рад, что оказался здесь не единственным старшеклассником.
Возможно, в конце концов, Дэйв не такой уж плохой.
В полдень я следую за толпой в кафетерий. Обхожу основную очередь и иду прямо к стеллажу с хлебом и фруктами, которые можно взять самим, хотя от пасты исходит изумительный аромат. Я такая трусиха. Предпочту морить себя голодом, лишь бы не говорить на французском.
«Ви, ви!» - сказала бы я, тыкая наугад. Тогда повар Длинноус преподнес бы какую-нибудь мерзость, и, сгорая от стыда, мне бы пришлось купить блюдо. «Конечно я хотела заказать жареного голубя! М-м-м! Такой домашний вкус».
Мередит и ее друзья заняли прежний столик. Я делаю глубокой вдох и присоединяюсь к ним. К моему облегчению, никто не выглядит удивленным. Мередит спрашивает Сент-Клера, видел ли он уже свою подружку. Он откидывается на спинку стула.
- Нет, но мы встречаемся сегодня вечером.
- А летом? А занятия у нее уже начались? Какие предметы она возьмет в этом семестре?
Мередит продолжает сыпать вопросами об Элли, Сент-Клер дает односложные ответы. Джош и Рашми лобызаются — я даже вижу их языки! — поэтому я отворачиваюсь к своему хлебу и винограду. Ну, прям библейский ужин.
Виноград меньше, чем я привыкла, а кожица немного потрескавшаяся. Эта грязь? Я опускаю салфетку в воду и прикасаюсь к крошечным фиолетовым ягодам. Становится лучше, но виноград все равно на вид какой-то неприглядный. Хм. Сент-Клер и Мередит прекращают разговор. Я поднимаю голову и замечаю, что они оба потрясенно уставились на меня.
