— Ей и в голову не пришло брать его с собой. — Голос Джастина звучал приглушенно, с ощутимыми нотками сдержанной ярости.
Эви провела рукой по лицу.
— Не могу себе такого даже представить. Бросить мужа.., ладно, такое случается. Но ребенка…
— Худшее из преступлений, — сумрачно кивнул тот. — Непростительное, противоестественное…
Он осекся, и девушка изумленно воззрилась на него. Теперь в голосе звучала не просто злость, но глухая застарелая ненависть.
— Бедный малыш, — выдохнула она. — Мать хотя бы приезжает иногда?
— Нет. Пару раз звонила, присылала подарки на именины и на Рождество. Но любовник для нее куда важнее сына.
И вновь — в голосе та же давняя боль.
— Наверное, он очень страдал, — прошептала девушка. — Как же он справился?
— Он крепкий и смелый мальчик. И теперь он знает, каким жестоким может быть мир.
— Он узнал это слишком рано.
Джастин невесело усмехнулся.
— А когда мальчику не рано узнать, что родной матери на него наплевать? В десять лет.., или в семь… Это одно и то же.
На слове «семь» его голос чуть заметно дрогнул. Эви покосилась на него, но он этого даже не заметил, словно говорил сам с собой.
— Потом весь мир становится каким-то ненастоящим, потому что такого просто не может быть. Но это происходит. И больше нет никаких точек опоры, только хаос. И не во что больше верить, потому что ничего не осталось…
— Понимаю, — сочувственно вздохнула она.
— Никакого убежища… Мир разваливается на части, и невозможно найти объяснение, которое бы не причиняло боли.
— Мистер Дэйн.., что вы пытаетесь мне сказать?
— Я сделал все возможное, чтобы уберечь сына. Чтобы он не узнал, как мать предала его. Я задерживал развод, ездил к ней в Швейцарию, умолял вернуться. Я ненавидел ее к тому времени, но пошел бы на все, только ради Марка. Я даже купил этот дом, ведь она всегда хотела особняк попросторнее. Ей нравились красивые вещи, и я надеялся…
— Что вернете ее, благодаря деньгам? — осторожно уточнила Эви.
— Но она не захотела даже взглянуть. Кроме любовника, ей ни до чего не было дела. А потом они оба погибли. Дорожная авария. Я как раз был в Швейцарии, и мне пришлось заниматься похоронами. Наверное, следовало бы перевезти тело сюда. Но мне это в голову не пришло. Она осталась в Швейцарии.
— Но.., ради Марка.., вы должны были…
— Она умерла. Так какая разница?
Эви недоуменно взирала на этого мужчину, который одновременно мог быть таким проницательным в одних вещах и совершенно слепым в других.
— Для Марка разница есть, — попыталась она объяснить. — Людям нужно иметь возможность излить свою скорбь. Место, где они чувствуют себя ближе к тому, кого потеряли. Именно для этого и нужны могилы. А у Марка не осталось ничего: ни дома со счастливыми воспоминаниями, ни памяти. Ничего.
— Как это, ничего? У него есть Лили. И есть я — только я ему не нужен. Если вы все так хорошо понимаете, как же вы этого не видите?
— Я вижу только то, что вам двоим стоило бы проводить больше времени вместе.
— Мне нужно работать. Дела не будут крутиться сами.
— Дела для вас важнее сына?
— Для сына я делаю все, что могу! — рявкнул он.
— Этого слишком мало.
— Я хочу, чтобы он ни в чем не нуждался.
— Да, я видела. У него вся комната забита никому не нужной техникой, но нет самого главного.
— Конечно, вы опять скажете, что деньги — это зло. Но это не так. Деньги надежны. Деньги не предают. То, что ты купил, принадлежит тебе раз и навсегда.
— И это можно контролировать?
— Да. — Он не заметил расставленной ловушки.
— Значит, вам важен именно контроль? — Теперь Эви в открытую бросала ему вызов. — Так?
— Контролировать ход вещей необходимо. Что тут плохого?
— А людей — тоже? Почему на самом деле вас бросила жена?
Он посмотрел на Эви с ненавистью.
— Наверное, я недостаточно ей платил.
И прежде чем она успела ответить, вылетел из комнаты, хлопнув дверью.
Эви выругалась себе под нос. Ей не следовало так себя вести. Нельзя было бросаться обвинениями. Теперь придется извиняться… И когда она только повзрослеет?
Вновь услышав шаги за дверью, Эви внутренне подобралась, готовая к новой вспышке, но, как ни странно, Джастин проговорил достаточно мягким тоном:
— Ну что, попробуем начать с чистого листа?
— Согласна. И, прошу вас, извините меня за последний вопрос. Я не должна была…
— Ничего, — поспешно перебил он. — К тому же все ваши худшие выводы на мой счет, скорее всего, справедливы. Вы первая это заметите, если только, разнообразия ради, не решите проявить тактичность.
Эви глубоко вздохнула.
— Очко в вашу пользу.
Он бросил на нее ироничный взгляд.
— Хоть какой-то бальзам на самолюбие.
— Я о вас плохо не думаю, — уточнила она. — Мне кажется, вы просто запутались.
— Верно. Я не знаю, как говорить с Марком, чем ему помочь. Мы говорим на разных языках. И насчет дома вы, возможно, правы. Но я же хотел как лучше…
— Увы, — девушка печально покачала головой. — Я бы и рада что-то сделать, но мне скоро уезжать. Хотя, если хотите, я буду писать Марку, где бы ни оказалась.
— Я был бы вам благодарен.
— А теперь я пойду и попрощаюсь с ним, как обещала.
— Спасибо. Потом я отвезу вас домой.
— Ни к чему, вызову такси.
— Мисс Уортон, я вас отвезу, — повторил он твердо.
Они поднялись вместе и остановились у комнаты Марка. Эви сперва хотела постучать, но передумала и тихонько приоткрыла дверь.
— Я не сплю, — тут же послышалось изнутри.
Она засмеялась и, войдя в комнату, присела на край постели.
— Мне пора. — Эви обняла мальчика. — Спокойной ночи. И спасибо за фотографии, дискету я верну тебе завтра в школе.
С этими словами она чмокнула его в щеку, а он обнял ее за шею. Но убрал руки, как только увидел в дверях отца.
— Спокойной ночи, пап.
— Я отвезу мисс Уортон домой. Спокойной ночи. Если бы только он улыбнулся отцу или хотя бы не был таким деревянно-вежливым… Эви вздохнула. Марк так больше ничего и не сказал.
Они с Джастином вышли на улицу и сели в машину. Эви объяснила, куда ехать, и чуть погодя ее спутник проронил:
— Извините, что испортил вам вечер. Из-за нас вы поссорились со своим другом.
— Ничего, я позвоню ему из дома.
— И что скажете?
— Правду, конечно.
— Он все поймет правильно?
— Я постараюсь придерживаться фактов.
— Неужели вы — из тех ужасных людей, которые всем режут правду-матку в глаза?
Она засмеялась.
— Надеюсь, все не так плохо. И честность тут ни при чем. Просто за ложь иногда приходится слишком дорого платить. Я узнала это, когда мне было десять лет.
