— Вот это ты здорово придумала! Я скажу: «Здравствуйте, товарищи! Помогите разыскать вашего сотрудника. Зовут Вова, родители во Владивостоке…» А они мне: «Пойдемте в кадры. Мы вам сейчас всех наших секретных агентов покажем. Выбирайте, который ваш…»
Наталья хотела было возразить, что Вова такой же секретный агент, как она прима-балерина Мариинского театра, но промолчала.
— Все? — осведомилась Сима. — Других вариантов нет?
— Ну, если ты ему действительно так дорога, как он говорит, так он тебя сам найдет.
— Это каким же образом? Ни моей фамилии, ни адреса он не знает.
— Зато знает, в каком санатории ты отдыхала. И если он тот, за кого себя выдает, то получить всю необходимую информацию ему не составит никакого труда.
— Слушай! — воодушевилась Сима. — Да ты просто умница, Наташка! Как же это я сама не догадалась?! Ну конечно, конечно! Он так и сделает, как только ему позволят обстоятельства. К тому же у меня довольно редкое имя!..
Она схватила Наталью и закружила по комнате.
— Да пусти ты, ненормальная! — весело отбивалась та, пока они обе в изнеможении не повалились на кровать.
— Уф-ф! — шумно выдохнула Сима. — Просто хочется петь и смеяться, как дети! И ведь, Наташка, есть еще камень!
— Какой камень?
— Его камень… — загадочно пояснила Сима.
Наталья удовлетворилась этим ответом. Главное, что Сима обрела надежду и теперь не будет так убиваться по исчезнувшему навсегда Вове. А в том, что Вова исчез именно навсегда, Наталья нисколько не сомневалась. Ну и черт с ним! Время залечит раны, а там, глядишь, и новый Вова появится, краше прежнего…
Сима не оставила записку на камне — мало ли в чьи руки она попадет, а вот администратора предупредила, чтобы та обязательно сообщила ее адрес, если кто-то им поинтересуется.
Администратор понимающе усмехнулась, но вслед посмотрела сочувственно.
И Сима улетела в Москву. В аэропорту ее ждал сияющий Супонькин. Они встретились глазами, и улыбка медленно сползла с его лица.
Вот так Вова Супонькин ушел из ее жизни, и образовавшуюся пустоту никто не торопился заполнить. Дважды в день, утром и вечером, Сима бежала к почтовому ящику и отходила несолоно хлебавши. Телефонные звонки будили надежду, а дарили разочарование.
Время текло, но не спешило проявлять свои лекарские способности, а тоска становилась все сильнее. Правда, днем в суматохе дел, в молодом, веселом, шумном коллективе все куда-то отступало, уходило, и она становилась прежней жизнерадостной Симой. А ночью тоска возвращалась…
«Неужели Наташа права, — иногда думала она, мучаясь бессонницей, — и Володя действительно всего-навсего пошлый обманщик?» Она вспоминала его сияющие любовью глаза, его руки, ласкающие ее, слышала голос, обволакивающий нежным коконом, и вновь обретала уверенность, абсолютную и непоколебимую.
Первой забила тревогу мама.
— Симчик, — спохватилась она однажды воскресным утром, — а где Супонькин?
— Понятия не имею, — беспечно отмахнулась Сима.
— То есть как? — опешила мама. — Вы же жениться хотели?
— Хотели, — согласилась Сима. — А теперь перехотели.
— Что значит «перехотели»? Ты не ерничай! Объясни мне толком, что происходит.
— Мам! Дай мне хоть дома отдохнуть! Я устала…
— Устала?! — изумилась мама. — Это в твои-то годы? И от чего же ты так устала, что даже с матерью поговорить не можешь?
— Я, между прочим, еще и работаю! — гордо сказала Сима.
— От такой работы устать нельзя! — отрезала Татьяна Ильинична. — Тут пару слов прочитала, там пару строк написала, покрутилась, поболтала — вот и вся недолга. Это мы с отцом работаем денно и нощно. Принимаем ответственейшие решения. У нас в руках человеческие судьбы! Мотаем нервы на разных идиотов с диктофонами!
— Ты имеешь в виду журналистов?
— Я имею в виду шизофреников. Но мы не ноем и честно выполняем свой долг…
— Мам! Сойди с трибуны! Давай хоть дома обойдемся без пресс-конференций!
— Симона! — В дверях кухни возник свежевыбритый Михаил Леонидович. — Хамишь, парниша!
— Пап! Ну сколько можно просить? Не называй меня Симона!
— Я тебя породил — я тебя и называю как хочу.
— Хорошо! Тогда я тоже буду тебя называть…
— Нос откушу, — пообещал отец и для большей убедительности пощелкал зубами.
— Хватит дурачиться! Все остывает — давайте завтракать, — прервала баталию Татьяна Ильинична.
— Слушаюсь, ваша честь! — Отец положил на тарелку тонкий румяный блин, щедро полил его сметаной и повернулся к дочери: — Ну так что там у вас с Владимиром происходит?
— С Супонькиным? — уточнила Сима. — Мы расстались. Я поняла, что это не мой человек.
— Сама поняла, или кто-то помог?
— Помог… кое-кто… — И Сима неожиданно для себя поведала родителям свою сочинскую эпопею.
Те слушали не перебивая и только время от времени переглядывались.
— Дочка… — начал было отец, но Сима не дала ему договорить:
— Я знаю, папа, знаю, что ты мне скажешь. И со стороны, наверное, все так и выглядит. Но ведь вы его не видели, не слышали, не знаете…
— А ты знаешь!
— Я его чувствую! И я ему верю, не могу не верить. А иначе как же мне жить дальше?
— Значит, ты нас не услышишь, что бы мы сейчас тебе ни говорили, — вздохнула Татьяна Ильинична. — Родители мечтают, чтобы их дети учились на чужих ошибках, но каждый учится на своих. Наверное, иначе нельзя.
— То есть вы не сомневаетесь, что он гнусный обманщик, а я его соблазненная и покинутая жертва? — сердито спросила Сима.
Татьяна Ильинична пожала плечами:
— По-моему, это очевидно.
— Тогда давайте прекратим этот бесполезный разговор. Но потом вам будет стыдно! — предрекла Сима.
— Хорошо бы, — вздохнул отец и поинтересовался: — А как скоро, по-твоему, нам может стать стыдно?
— Ну, месяцев через десять, — подсчитала Сима.
— Ты что, беременна? — ужаснулась Татьяна Ильинична.
— Мам, я же не слониха, чтобы быть беременной десять месяцев, — удивилась Сима.
— А что, слониха вынашивает свое потомство так долго? — поинтересовался Михаил Леонидович.
— Да перестань ты, Миша! — начала сердиться мама. — Разговор как в сумасшедшем доме. Что должно случиться через десять месяцев? — строго спросила она Симу.
— Ну прямо как на процессе: перекрестный допрос, — фыркнула та, но ответить ответила: — Через десять месяцев я поеду в Сочи.
— Зачем? — в один голос изумились родители.
— Мы там встретимся, — пояснила Сима. — На нашем месте. Я знаю…
