— Леди-учитель? — усмехнулся он. Кейт тоже улыбнулась.
— Да вроде того. Слушайте, кофе просто замечательный!
— Это лишь одно из моих маленьких достоинств. Оно неотделимо от профессии писателя.
— И что же вы пишете?
— Все, что продается. В самом разгаре была работа над крутым детективом. Но только я дошел до места, где сыщик говорит своему напарнику, что знает, кто убийца, как грохнулся с тумбочки.
— Да, это должно было сильно расстроить ваши планы, — светским тоном сказала Кейт.
Он подбросил дров в огонь и залюбовался роем искр.
— Я рад, что вы позволили мне остаться…
— Что можно пользоваться компьютером Бекки? — лукаво напомнила Кейт.
— Конечно, это моя премия. У леди-учителя будет право наставлять нерадивого ученика на путь истинный. Вы будете учить меня за дополнительную плату или из любви… к искусству?
Пламя освещало его глаза, в которых прыгали чертики.
— Я вообще не буду ничего делать, если вы станете дразнить меня, строго сказала Кейт. Она остановилась. В этом лихорадочном веселье было что-то опасное, почти непристойное.
— Я иду спать, у меня больше нет сил. Думаете вам будет удобно в этой маленькой комнатке?
— Мне будет удобно даже в собачьей конуре, если вы не станете выгонять меня оттуда. Я не хочу спать; пожалуй, посижу еще немного у огня. Кейт кивнула.
— Спасибо за то, что позвонили в больницу. — Она помолчала. — Знаете, я приняла вас за француза — это тоже способствовало путанице. Вы с виду вылитый француз и говорите по-французски так бегло…
— Ничего удивительного, — ответил он. — Моя мать — француженка. Я провел свои лучшие годы в Париже.
— Понятно. Она жива?
— Умерла восемь лет назад. Она была настоящая леди, добрая, нежная. Мне ее очень не хватает.
— А ваш отец?
— Я никогда не знал его. Он умер вскоре после моего рождения. Бедная мама одна справлялась со мной, — добавил он, криво усмехнувшись. — Я доставлял ей много хлопот.
Кейт попыталась что-то сказать, но ей ничего не приходило в голову. После паузы она пробормотала:
— Ну, я пойду, а то усну стоя. Вы погасите свет?
— Обещаю, — ответил он. — Можете мне верить.
Она кивнула. Странно, она действительно ощущала, что может верить каждому его слову, а не только обещанию выключить свет.
— Спокойной ночи, Уилл, — сказала она, поворачиваясь к двери.
Он томно и чарующе улыбнулся ей.
— Спокойной ночи, Кэтти, — ответил он. Она резко остановилась, как будто ей в лицо ударил порыв ледяного ветра.
— Не зовите меня так, — бросила она. — Не вздумайте назвать меня так еще раз! Уилл немедленно встал.
— Простите, — удивленно произнес он. — Я думал…
— Не надо думать, — быстро ответила она и почувствовала, что слезы обожгли ей глаза. — И не надо так больше говорить.
Она повернулась и начала подниматься по лестнице, оставив его остолбеневшим от изумления.
Тяжело дыша, Кейт вошла в спальню, прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. О, зачем Уилл назвал ее так, как много лет назад звал только отец? «Спокойной ночи, Кэтти, — ласково говорил он, отрываясь от вечерней газеты. — Спи крепко, котенок».
Кэтти. Никто больше не называл ее Кэтти. Казалось бы, какая мелочь, а все же на секунду растопился толстый слой льда, которым покрылись воспоминания о нищете и предательстве. Но только на секунду, не больше. Она принялась убеждать себя, что ледяная корка снова затянула память о пятнадцатилетней девушке, у которой едва не разбилось сердце после ухода обожаемого папочки, бросившего их с матерью десять лет назад без гроша за душой.
Не следовало сердиться на Уилла: тут не было его вины. Все же хорошо, что она не выставила его — ради Бекки и гостиницы. Сказать по правде, она не знала, как бы ей удалось прожить здесь неделю без его помощи. Завтра она извинится и соврет ему про разбуженные воспоминания о несчастной любви или что-нибудь в этом роде. Придется снова лгать, и хоть она ненавидит ложь, но делать нечего.
Ложась в постель, она подумала о Уилле Рэйвене и улыбнулась. Как изменился его тон, когда он узнал, кто она! Ужасно смешно, что он принял ее за наглую проститутку, которую следует жестоко проучить! Так грубо Кейт еще не целовали: она никогда не разрешала мужчине даже крепко обнять себя. Страстная любовь не в ее духе; это роднило ее с Эдвардом. Эдвард дважды целовал ее на прощание, но в его поцелуях не было ни самозабвения, ни подлинного чувства.
Поцелуй Уилла Рэйвена был совсем другим. В нем таилась угроза. Она сумела показать ему, что не намерена терпеть такое обращение, и это радовало ее. Конечно, нападая, он не знал, кто она такая; но ее собственное поведение оправдать нечем. Это была примитивная попытка отомстить. Слишком примитивная, недовольно подумала она. Откуда в ней взялась такая ярость? В то мгновение она совершенно забыла о приличиях. Это не должно повториться, думала она, сворачиваясь клубком.
Через десять минут она крепко спала, но на губах ее продолжала играть слабая улыбка.
Кейт хорошо выспалась и проснулась рано утром. Всю ночь в спальне было открыто окно. В Лондоне она не могла позволить себе такую роскошь. Свежий весенний воздух был пропитан запахом земли и травы. Голова была ясной, и девушке не составило труда восстановить в уме все события вчерашнего дня.
Она умылась, надела джинсы и белый шерстяной свитер и вдруг вспомнила о тетке. Бедная Бекки! Единственное, что Кейт могла сейчас для нее сделать, заключалось в поддержании гостиницы на плаву, а это было невозможно без помощи Уилла Рэйвена.
Уже спускаясь по лестнице, она почувствовала запах кофе. В кухне вовсю распоряжался Уилл. Он сидел за столом, выглядел весьма элегантно и потягивал кофе из красной чашки. На нем были все те же джинсы и рубашка, но зато он был чисто выбрит и причесан. Кейт подумала, что поклонницы брюнетов сочли бы его красавцем.
— Доброе утро, Кейт! — весело поздоровался он и указал на кофеварку «экспрессе». — Я придумал, как загладить свою вину перед вами. Выпейте-ка чашечку моего варева!
— О, спасибо…
Застигнутая врасплох Кейт уселась за стол. Кофеварка шипела и плевалась. Да, будь на его месте Эдвард, тот сам бы обиделся на нее за вчерашнее необъяснимое поведение…
Уилл поставил перед ней тонкую чашку с крепчайшим кофе, и Кейт благодарно улыбнулась:
— Замечательно! Точь-в-точь как я люблю. Но я побаиваюсь пользоваться этой машиной. Вы должны показать мне, как она работает.
Он приподнял брови.
— Вот так признание, леди-учитель! А я-то думал, что вся техника для вас — открытая книга.