— Я рад за нее, — сухо отозвался Айан. — Кевин всегда был ей по сердцу.
Федре уже было совсем неинтересно их слушать. Она мысленно вернулась к тому, что говорил о ней Айан. Он намекнул, что она не леди. А что он имел в виду? Федра просто дочь экономки, сама была в доме экономкой некоторое время, но статус у нее не ниже и не выше, чем у Рози Шарп, которую он так защищает. А эта его драгоценная жена, кстати, в тот день отправилась в море кататься с одним мужчиной. Но случился шторм, и их лодка затонула. Верность мужчины памяти жены похвальна, конечно, но вот удивительно…
— Федра! Может ты ответишь мне?
Она вздрогнула и взглянула на Айана. Он что-то спросил у нее? Она, честно говоря, не слышала что, но ей не понравилось, каким тоном был задан вопрос.
— Извини, не слышала, — сказала она, поджав губы.
— Правда? А я думал, ты разучилась мечтать. Я спросил, где твоя мама. Не могла же ты уволить ее, став хозяйкой дома.
Федра удивилась этому замечанию Айана. Теперь она уже не мечтает — что толку мечтать, когда все ее мечты стали сплошным кошмаром. Она посмотрела на Чарльза, потом снова на Айана. Почему же отец ничего не рассказал сыну? О чем, черт возьми, они там говорили?
— У мамы обострился артрит еще год назад, — сказала она. — Ты был бы в курсе, если бы поддерживал с нами отношения. Доктор сказал, что, если она не прекратит работать, состояние ее ухудшится.
— Понятно. И она оставила работу?
— Нет, отказалась. Сказала, что не может позволить, чтобы чужая женщина заботилась о Чарльзе, и что она слишком много лет работает в этом доме, чтобы оставить Чарльза в самый трудный период.
— Прекрасная женщина, твоя мать, — сказал Чарльз неожиданно нежным тоном.
Федра знала, что он действительно так считает, и улыбнулась ему.
— Да, это правда, — произнесла она и продолжила: — Доктор Полсон позвонил мне — а я тогда учительствовала в Кенте — и сказал, что мне надо поговорить серьезно с мамой и убедить ее оставить работу. Единственное, что я могла сделать в этом случае, это предложить взять заботы о мистере Требэниане, то есть о Чарльзе, на себя. Поэтому я стала жить здесь, а мама переехала в городскую квартиру.
Айан отложил в сторону вилку и внимательно посмотрел на Федру.
— Почему? — спросил он.
— Почему она переехала?
— Да. Вы же прекрасно уживались с ней до твоего отъезда в колледж. Почему же она не смогла остаться здесь?
— Ты что же думаешь, будто это я отправила ее отсюда?
— Это я сделал, — заявил Чарльз. — Эстер не может не работать, это у нее в крови. То там что-то подчистит, то здесь, то протрет, то переставит, то «слегка вытряхнет коврики», как она сама говорит. Пришлось буквально выставить ее для ее же блага. Я ведь был очень привязан к Эстер. Ты сам знаешь.
— Понятно, — сказал Айан, весьма разочарованный тем, что ему не удалось найти зацепку, чтобы упрекнуть их обоих в неблаговидном поведении, и переменил тему: — Так, значит, ты преподавала, Федра? Что же?
— Историю.
— И тебе пришлось оставить работу и ухаживать за моим отцом?
— Да. Но я не одна — дважды в день приходит медсестра, это она выполняет все предписания врача. Я же занимаюсь домом.
— Ясно. И вот ты решила получить награду за свою самоотверженность и окупить жертву, да? — поддел он ее наконец.
Федра даже бровью не повела, она только взглянула на него с некоторым сожалением.
— Да, действительно, — проговорила она, немного растягивая слова, — только вряд ли твой отец считает себя большой наградой.
Чарльз так и закашлялся.
— Это уж точно, — усмехнулся он. — Ну а мне достался настоящий приз, правда?
Он глянул на Айана таким красноречивым взглядом, явно желая поддразнить его, что тот не знал, как реагировать. Если бы Федра сама не сердилась на младшего Требэниана, она бы велела мужу немедленно прекратить эти идиотские выходки. Надо же, ведет себя как глупый старый сатир!
Но, с другой стороны, Доктор Полсон говорит, что Чарльзу не так долго осталось жить. Неужели стоит сердиться на него из-за такой невинной шутки? Он в прекрасном расположении духа, его все это веселит, так пусть потешится.
Айан вдруг улыбнулся одними уголками рта, потом посмотрел на Федру, и его улыбка стала шире. Похоже, он просто готов расхохотаться! Это разозлило ее еще больше.
— Да уж! Твоя молодая жена — это просто гран-при, папа! — заявил он, понимающе кивнув.
Федра резко встала и пошла на кухню готовить кофе.
Ей удалось остаться с Айаном наедине только позже, днем, когда старик отправился отдыхать.
Давным-давно, еще при жизни первой жены Чарльза Хелен, в скале над морем была вырублена площадка. Ее окружили со всех сторон парапетом и разбили там цветник. Здесь всегда было приятно отдохнуть, подышать свежим морским воздухом, полюбоваться видом. Сюда Федра и пришла, мечтая уединиться и немного отдохнуть после утомительных разговоров, а особенно тягостных намеков, колкостей и двусмысленностей, на которые не скупился Айан с самого своего появления в доме. Она принялась разрыхлять почву в клумбе, любуясь прелестными незабудками, как вдруг прямо над ее головой раздался голос Айана:
— Ты меня искушаешь, Федра! Какая очаровательная поза, однако. Жаль, что я не могу воспользоваться удобным случаем.
Она так резко обернулась, что даже пошатнулась и чуть не упала.
— Не смей подходить ко мне, Айан! — воскликнула она, но, увидев на его лице насмешливое выражение, еще больше рассердилась. — Что ты все время издеваешься надо мной? Я не сделала ничего такого, за что ты мог бы упрекнуть меня.
— Разве? — прищурился Айан.
Он стоял на зеленом газоне и смотрел на нее, и этот взгляд словно пронизывал ее насквозь.
— Нет, не сделала, — повторила Федра. — Зачем ты приехал? Если только для того, чтобы навредить…
— Вот именно. Я приехал навредить. Тебе.
Федра не удивилась ответу. У него такой вид, что ожидать можно все что угодно — глаза сверкают, рот кривится в злорадной усмешке, вся поза — широко расставленные ноги, руки в карманах брюк — выражает упрямую решимость.
— Почему? — спросила она. — Можно, конечно, тебя понять, ты сердишься на меня из-за того, что я вышла замуж за твоего отца. Думаешь, я сделала это ради денег… дома…
— А разве нет?
Он не поверит ей, что бы она ни сказала… Но надо попробовать.
— Нет. Вернее, это не совсем так. А даже если и так, ты ведь ничего не можешь сделать. Так какой смысл врываться сюда как вихрь и доставлять всем беспокойство, расстраивать всех?
— Пока что я никого, кроме тебя, не расстроил, а я намеревался это сделать. Отец, кстати, что бы он там ни говорил, в восторге иметь в моем лице мишень для своего остроумия.
