Я бы покончила с непристойными байками и начала играть в спектаклях о радостях материнства, что произвело бы на зрителей еще большее воздействие, чем раньше. Каждый, увидевший меня на сцене, немедленно захотел бы стать родителем, и в результате произошел бы демографический взрыв, войдя в историю под названием «эффекта Стейнер».
– Значит, договорились? – послышался голос Джеймса.
– Да, конечно, – сказала я.
– Буду с нетерпением ждать. Думаю, для нас обоих завтрашний вечер окажется весьма увлекательным.
– Надеюсь, что да.
В тот вечер на репетиции Джин сыграл композицию, сочиненную им для валторны и названную «Прелестная Лолита», а Джеймс прочитал длинное бессвязное стихотворение об охотнике на оленя. Оно было скучным и претенциозным, и я усомнилась в художественном вкусе чтеца, но вожделение мое не ослабло. По окончании репетиции я небрежно помахала ему рукой, чтобы никто не заподозрил о назревающих между нами отношениях.
На следующий день после работы я отправилась в Гринвич-Виллидж, чтобы не спеша прошвырнуться по обувным магазинам. Проходя мимо магазинчика для трансвеститов Патриции Филд, что на Восьмой улице, я заметила посреди витрины эффектный парик из длинных черных блестящих волос с завитыми концами. Я зашла внутрь.
– Где у вас парики? – спросила я у громадной мужеподобной продавщицы.
– Наверху, – произнесла она с немецким акцентом, прозвучавшим как-то неестественно.
Поднявшись по лестнице, я увидела прилавок, над которым в несколько рядов висели парики. За прилавком стояла высокая строгая красавица и примеряла девушке моего возраста тот самый парик. На ней он смотрелся так себе. У покупательницы были бледная кожа и мелкие черты лица, и парик ей был великоват. Я не сомневалась, что на мне парик будет смотреться лучше, потому что у меня крупные черты лица и большая голова. Девушка отрицательно покачала головой, красавица сняла с нее парик, и я подошла к прилавку.
– Извините, – сказала я, – сколько стоит этот парик?
– Сто долларов, – ответила продавщица, разглаживая его.
Черт, таких денег у меня не было! Но я непременно хотела примерить парик. Конечно, продавщица будет недовольна, если я примерю и не куплю, но мне было наплевать. Это ее проблемы, не мои.
– Мне бы хотелось его примерить.
Я уселась во вращающееся кресло за прилавком. Продавщица развернула меня спиной к зеркалу, надела парик, потом крутанула кресло, и я увидела свое отражение.
Я превратилась в сногсшибательную красотку с иссиня-черными волосами. Моя кожа заметно порозовела. Обычно она кажется зеленоватой из-за моего русско-еврейского происхождения. Мама называет этот оттенок оливковым, но он все-таки ближе к бледно-зеленому. Теперь глаза у меня сделались ярче и живее, а стан казался более стройным.
– Вы похожи на Мэри Ричардс,[15] – заметила красавица продавщица.
– А кто это такая?
– Что вы, милая, неужели не смотрели «Шоу Мэри Тайлер Мур»?
– Боюсь, этот фильм сняли еще до моего рождения, – сказала я, краснея. – Но все равно спасибо. Я рада, что похожа на нее.
Продавщица взбила парик и подкрутила концы для пущего эффекта. Я запустила пальцы в волосы, словно они были мои собственные, но в зеркале этот жест выглядел явно фальшиво. Я повторила попытку, и на этот раз получилось более естественно.
Я не могла оторвать глаз от себя преображенной. Я себе страшно нравилась. Я ощущала себя великолепной, значимой, способной покорить мир. Потом я вспомнила о цене.
– Можете снять его, – сказала я.
Продавщица с усмешкой сняла парик и надела его на голову манекена. Не оглядываясь, я потащилась вниз по лестнице.
Выйдя из магазина, я заметила на той стороне улицы банкомат. И вдруг в голове у меня зазвучал голос Робина Уильямса,[16] произнесший: «Сагре diem».[17] Единственный, кто мне понравился в фильме «Общество мертвых поэтов», это его герой – молодой шустрый умник, цитирующий Горация.
А что, эти слова и сейчас вполне актуальны. Я бросила взгляд на выставленный в витрине парик, потом на банкомат на другой стороне улицы и вот – поймала момент.
Красивая продавщица явно обрадовалась, услышав, что я покупаю парик. Она наверняка получит неплохие проценты. Девушка немного подровняла парик и сказала:
– Если вам выщипать брови, будет еще лучше. Потом собралась упаковать покупку в пластиковый мешок.
– Не надо, – сказала я. – Надену его прямо сейчас.
Выйдя на улицу, я ощутила себя совсем другой женщиной. Мужчины оборачивались и глазели на меня. Не знаю уж, я ли им так приглянулась или их любопытство вызывал парик – это не имело значения. Главное, что они на меня смотрели.
Вернувшись домой из магазина, я помчалась к себе в комнату и открыла платяной шкаф. Я не сомневалась, стоит надевать парик на свидание или нет; похоже, такого рода прибамбасы Джеймсу должны нравиться. Но мне нужно было подыскать к нему платье: нечто пикантное и в то же время сдержанное. Изысканно-сексуальное, а не вульгарно-сексуальное. Я переворошила всю одежду, пока не наткнулась на чисто белое платье.
Это было платье-халатик медсестры, которое я купила для празднования Хэллоуина на предпоследнем курсе колледжа. Я раскопала его в отделе униформ в Армии спасения Провиденса, пользующейся славой центра моды западного мира. Вернувшись в общежитие, я укоротила его настолько, что платье едва прикрывало зад, а потом отправилась в нем на вечеринку. Весь вечер на меня так и сыпались комплименты. Создавалось впечатление ожившего порнофильма. А Джеймс был весьма порнографическим мужчиной.
После ужина я приняла душ, выщипала брови, обесцветила усики и подкрасила губы, после чего облачилась в платье, парик, а также коричневые туфли на платформе. Накинула на себя шерстяное полупальто, сунула рассказы в сумку-чемоданчик из искусственной крокодиловой кожи и направилась к входной двери. Из кухни вышла мама.
– Что ты сделала с волосами?
– Это парик, – ответила я.
– Лео! Зак! Идите-ка посмотрите!
Папа и брат показались из комнаты Зака, где они бороздили волны Интернета.
– О господи, – только и сказал папа.
– Они не настоящие! – пояснила мама. – Это парик!
– Ты похожа на хасидскую женщину, – заметил Зак.
– Я пытаюсь походить на Мэри Ричарде.
– Ты не похожа на Мэри! – засмеялся папа. – Ты больше смахиваешь на персонаж из «Скрипача на крыше».[18] Как поживаешь, Хава? Почему ноги не прикрыты?
Мама засмеялась и Зак тоже, а потом все трое хором запели: «Восход, закат».[19]
