Перевожу взгляд на низкий овальный столик — изящная бутылка коньяка, одинокий пузатый бокал, блюдце с аккуратно нарезанными ломтиками лимона и все! Запах цитруса вызывает обильное слюноотделение, приходится сглотнуть.
Мое появление не секрет для мужчины. Я хоть и не слониха, но половицы подо мной поскрипывают.
— Проходи, — он говорит ровно и даже мягко. На его губах мелькает вежливая улыбка.
Приглашая меня, Панкратов указывает рукой в противоположное от себя направление. Значит, он хочет, чтобы я села по другую сторону от столика и расположилась на довольно милой софе. Что я, собственно говоря, и делаю.
— Не передумала? — спрашивает он, слыша напротив мое покашливание.
— Нет, — тем же тоном отвечаю я.
Он сбрасывает крышку бутылки, подхватывает бокал и наливает небольшую порцию напитка.
— А ты?
— Я на препаратах, — Валентин опускает пузатый бокал на мою половину столика.
— Ясно.
Устраиваю бокал в своих руках и с осторожностью вдыхаю запах.
— Хорошо пьется, если за что-то пьешь, — как бы между делом роняет он и задумчиво водит пальцем по своей нижней губе.
— Я помяну Виктора Станиславовича. Я ведь не смогла присутствовать на похоронах. Пришлось вести переговоры за него, чтобы не потерять сделку.
— Я знаю, — глухо отзывается хозяин дома.
— Знаешь? — удивленно приподнимаю бровь.
— Брат обмолвился.
Мне показалось, или Валентин действительно на мгновение растерялся?
— А! — я подношу край бокала к губам и смотрю на рыже-коричневую жидкость. В следующее мгновение решаюсь и выпиваю коньяк залпом. Жмурюсь, плотно прижимая ко рту тыльную сторону ладони.
— Ну, как легче стало? — практически следом задает мне вопрос собеседник.
Я вскидываю глаза на Валентина. Вижу, что моя затея ему не по душе. Даже его умение скрывать эмоции сейчас не помогает. Он хмурится и голос напряжен.
А что ж тогда не поговорил и не отговорил? Ведь после того, как Панкратов вернул мне телефон, он ни разу не поднял тему неприятного звонка.
Жена Григория нехило прошлась по его отцу, по мне, но он ведь об этом даже не говорит! И почему он только все это терпит?
Хочется возмущаться, но заставляю себя быть вразумительной девушкой. Игнорирую вопрос Панкратова и говорю вообще на другую тему.
— Кирилл Андреевич сегодня не приедет?
— Скорее всего, завтра пожалует, — мужчина наклоняется корпусом вперед и цепляет пальцами мой бокал. Наливает новую порцию и возвращает на место.
— Спасибо.
— Не благодари, — несмотря на то, что у моего собеседника плохо со зрением, он отворачивает голову в сторону.
Только сейчас я догадываюсь, что вся эта процедура с выпивкой ему, и правда, не по душе. Я злорадно оскаливаюсь и начинаю мстить.
Раз уж меня бедную несчастную не пожалели, не выразили ведерки сочувствия и не погладили по головке такую умницу-красавицу… То почему бы не отыграться?
Я нарочито веду себя неугомонно. Задаю глупые вопросы, но животрепещущие темы для Панкратова я не трогаю.
Мне хотелось его просто позлить своей женской болтливостью, рисованной глупостью и местами навязчивостью. При этом я не забываю методично выпивать коньяк.
Играю я недолго, а потом мой язык развязывается под действием алкоголя. В голове ярким плакатом повисает одна тема — наследство! А точнее компания. Меня, как человека не постороннего и неравнодушного, очень волновала дальнейшая судьба семейного бизнеса Панкратовых.
— Валентин, — обращаюсь я, строго следя за своей дикцией. Все-таки ужасно не хочется, чтобы мои последующие слова сын Виктора Станиславовича воспринял, как бред пьяного человечка, — я должна тебе кое-что сказать, иначе я, буду не я.
— Света, а ты хорошо подумала?
— Ты знаешь… Очень даже хорошо! — Я салютую бокалом моему собеседнику, пусть он и плохо видит, но я так посчитала нужным и выпиваю последнюю порцию коньяка на сегодня. Пустой бокал я отставляю в сторону, почти на самый край столика, чтобы Панкратов не нашел его.
— Тогда говори, — он вольготно откинулся на спинку дивана, однако взгляд был крайне сосредоточенным.
Я набрала в легкие больше воздуха для того, чтобы выдать пламенную речь, но изрекаю лишь два важных для меня слова:
— Возглавь компанию.
Валентин опять берется прятать эмоции, потому что я совершенно не представляю, о чем он сейчас думает. Он просто молчит.
— ОН зарубит компанию всего за один год! Да даже за полгода! Неужели ты позволишь, чтобы труд всей жизни твоего отца пропал даром? Это ведь реально чистый бизнес, созданный с круглого голимого нуля! Валентин, я знаю, что ты сможешь!
* * *
Придерживая обмякшее тело девушки одной рукой, Панкратов отбросил край одеяла свободной. Затем осторожно, чтобы не разбудить, он опустил спящую Свету на постель. Она даже не отреагировала на смену положения, так и продолжала крепко спать.
Валентин нащупал концы пояса и медленно потянул за них. Отбросив полы платья, он с мастерством ювелира избавил девушку от него.
Около постели мужчина опустился на корточки. Подушечками пальцев он неторопливо провел по гладкой коже спины Светланы, потом по коже ее плеча. Манящий прогиб в области талии оставил напоследок.
Панкратову было приятно изучать изящный изгиб. Любил он, когда у девушки плоский животик, когда красота тела схожа с внутренним посылом к вселенной. Осознав, что увлекается, Валентин одернул руку, поспешил найти край одеяла и укрыть девушку.
Прежде чем покинуть комнату, он провел рукой по шелку ее волос. Чудесные. Панкратов помнил их цвет.
Слишком часто он наталкивался на фотографии в прессе, на которых его отца сопровождала ОНА. А потом он пересекся с ней в холле компании. Тогда он видел ее непосредственно. Хорошо запомнил теплый взгляд красивых темно-карих глаз.
Сейчас его руки изучающе блуждали по ее лицу. С деликатной осторожностью. Будто таким образом Валентин старался убедиться, что это она. Это точно та самая девушка, на которую он возлагает свои надежды.
В следующее мгновение он поднимается на ноги и тихо покидает комнату. Затем возвращается еще раз. Чтобы принести минералку и тазик на всякий случай.
Глава 14
Утром просыпаться было стыдно и тяжело. Голова трещала, а глаза ни в какую не хотели воспринимать солнечный свет. Поэтому, едва проснувшись, я первым делом вскакиваю с постели и плотно прикрываю шторы.
Вернувшись в кровать, страусом утыкаюсь в подушку. М-да. Я выбрала странный способ спрятаться от стыда.
Более-менее придя в себя, чувствую дикую жажду. Кажется, на прикроватной тумбе я видела бутылочку с водой. Отрываю лицо от подушки — точно! Спасительная водица прямо ждет своего часа. Я бесцеремонно утоляю свою жажду и ощущаю себя на порядок легче, когда в бутылочке воды остается всего ничего.
Теперь можно и на часы посмотреть — десять! И то, что было вчера начать вспоминать — нет уж! А то ещё что-нибудь помимо стыда проснется. Угрызение совести, чувство вины, например… Нет-нет, спасибо! Нам не надо!
«Отключаем голову. Идем в душ!» — отдаю себе команду. Перебарываю лень и наконец-то оказываюсь в ванной комнате.
Душа мне, как выяснилось, мало. Нанеся тканевую маску на кожу лица, я погружаюсь в теплую ванну с пышной пеной. Вот это уже гораздо действеннее. Укладываю голову на подголовник и чувствую себя Клеопатрой. Прикрыв глаза, в конец расслабляюсь.
Минуты релакса текут быстро, и я едва не засыпаю. Но нарастающий и приближающийся шум, заставляет напрячься и резко распахнуть глаза. Я стремительно обнимаю себя за плечи и опасливо кошусь на дверь.
Вот какого черта я не закрылась на щеколду? Дура! А потому что кто-то обещал не тревожить меня. Хм?!
Облегченно выдыхаю, когда раздается негромкий стук в дверь. Слава богу, никто не врывается в мою маленькую обитель.
— Входить нельзя! — строго и громко объявляю я, а про себя тихо добавляю, — я тут вновь превращаюсь в человека, — и деликатно похлопываю тыльной стороной ладони по подбородку, расправляя край маски.
