— Окей, так что позавчера случилось. После того как я… как меня забрали сюда.
— После того, как ваш отец разбил вам голову и спустил с лестницы? Я узнал об этом и убил его.
Откидывает одеяло не с первого раза, но садится одним резким движением. Пряди прямые и темные закрывают левую часть лица, и Кира смотрит невидящим взглядом в бортик углубленного подоконника, бортик белоснежный, ровный как искусственный стебель лилии, что мама как-то смастерила ей на утренник в детском саду, всю ночь тогда делала…
— Вы это серьезно… да?
Слова формируется на языке как горные вершины в результате столкновения тектонических плит миллионы лет тому назад. Кажется, это она — источник какого-то звука, но какого? Она держится за края кровати очень крепко, на выпрямленных руках.
— Так точно. Шок от тебя понимаю, но не говори, что тебе хоть каплю жаль ублюдка.
Она раскачивается, монотонно и обреченно. И никак не реагирует, когда Карелин нависает над ней — поправляет растрепанные волосы, мазком касания ласкает скулу, нагибается и покрывает напряженные ладони своими.
— Я подъехал, когда скорая тебя уже забрала. Темно у вас во дворе, на асфальте ничего не видно. А потом я поднимался, и на каждой клетке, на каждой второй ступеньке капли крови. До четвертого этажа недалеко идти. Но спускаться вниз легче. Спускаться вниз вообще всегда быстро.
— Как? — наконец вымолвила она слово.
Намерение выбраться из плена его ладоней оборачивается рывком бесполезным и слабым. Руки давят сильнее и Карелин прислоняется к застывшему лицу.
— Тебе знать необязательно. Лучше посмотри на меня.
Кира наоборот склоняет голову в сторону стены, и ровное дыхание опаляет правую часть ее лица. Карелин говорит прямо на ухо:
— Не грусти и не плачь. Тихо, Кира, тихо… Это пройдет.
Отшатывается она от Романа уже разъяренно.
— Пройдет! Да вы… Да вы! Вы подставили меня еще ко всему прочему. Весь дом видел как он меня избил! Что теперь! Как вы его убили?
Карелин налегает на хрупкие ладони с увеличенной, хоть и осторожной силой, не позволяя сдвинуться.
— В прокуратуре мои люди уже всем занимаются. Надо будет отсидеться где-то тихо пару недель, чтобы лишних вопросов не возникло.
— Где… он? — задыхаясь, спрашивает она.
— Забудь об этом. Как страшный сон. Неважно.
— Где он? — практически орет Кира.
— Могу позвонить Глашему, он знает, где тело. Раскапывать, надеюсь, не прикажешь.
Она хлюпает носом, все равно отказываясь смотреть на нависающего над кроватью мужчину. Шок сменяется запоздалым озарением, что этот псевдо благородный, ужасающе могущественный, и к несчастью очень ею желаемый Роман Карелин подсадил Киру на крючек. Сегодня в прокуратуре все договорено по такому сценарию, а завтра — может быть по другому.
У Бруса есть власть убивать, и у Бруса есть власть садить.
Чудесно.
Если она что-то сделает не так, ее посадят, Петя останется один, а она умрет в тюрьме от туберкулёза.
И все потому что поцелуя единожды Роману Карелину оказалось мало.
— Конечно-конечно, — говорит она мертвым голосом, — все у вас договорено где надо. Сегодня — да, а завтра — нет. А я ничего не докажу. Чего вы добиваетесь? Серьезно, чего вам сдалась такая я?
Карелин все-таки заставляет девушку смотреть ему в глаза.
— Хватит. Я сделал это, когда увидел кровь в подъезде. Я ничего этим от тебя не добиваюсь.
— Но зачем? — со слезами на глазах она всматривается в Карелина.
— Не смог иначе, — после некоторой паузы выговаривает он. Осторожно поднимает свои руки, чтобы высвободить и ее, но от растерянности она протестует, потерянно глядя в край собственного домашнего халата, и Карелин тут же возвращает прикосновение к ее ладоням.
Они проводят значительное количество времени в такой позе, безмолвно и почти что неподвижно.
Когда Кира уже возвращается из уборной, Роман ждет у подоконника, сложив руки перед собой.
— Отсидитесь с Петей в одной из моих сохранных квартир. Не волнуйся, меня там не будет. Ты вольна не общаться со мной, если на то пошло. Мне твои подачки, — это слово выговаривает с предельной жестокостью, — тоже не нужны. Пете нужна работа через реабилитационный центр, Тимур возьмется помочь. А здесь тебе еще два дня как обязательно нужно побыть.
— Впечатляет, — поджимает губы она. — А плана на следующие десять лет моей жизни нет? Нам с Петей есть куда пойти, спасибо за предложение, но никакие квартиры нам не нужны. А Тимуру буду очень благодарна, да.
— И еще, — добавляет Кира, усаживаясь на покрывало, — мне завтра нужно выйти на работу, и это не обсуждается. Я останусь ночевать два дня тут для анализов, отпрошусь на два часа раньше, чтобы доделать все что нужно.
— Какое еще выйти на работу, — выплевывает Карелин. — Ты на ногах больше десяти минут не стоишь.
— Значит, завтра буду стоять дольше, — огрызается она, — не твое дело вообще. Я еле уговорила их на пропуск сегодня.
Он втягивает воздух неравномерно и делает шаг навстречу кровати, но пересиливает себя и сдерживается.
— Я запрещаю тебе выходить завтра. Я поговорю с доком, он тоже тебе запретит.
— Как хорошо, что я не обязана слушать ваши приказы, не правда ли? — улыбается Кира из последних сил. — Мне нужно спать. До свиданья.
Карелин не колеблется и не метушится, он просто стоит некоторое время совершенно неподвижно. Дверь же за ним захлопывается с оглушительным треском. Хм, а на вид такая добротная, качественная древесина.
Сон должен стать спасением от оглушительной новости и резкого поворота событий, но Кира ворочается полночи, не находя себе места. Мысль о том, что отца больше не существует, в голове поместиться и закрепиться никак не может. И каким бы тираном и мучителем он не был… Через несколько часов она бредет в уборную, не включая свет, и в темной комнате, с открытым на полную мощь краном, Кира плачет совсем немного и совсем недолго — больше об отце, любящем и ласковым, которого у них с Петей никогда и не было.
Глава 3
Тимур отвозит ее к швейному цеху, по дороге покупая им в Макдональдсе по стаканчику карамельного мороженого.
— Ложечка сахара и маленькие шажки к диабету никому в семь утра не повредят.
У него четверо детей и жена-пышка, фотографиями которой пестрит Рэндж Ровер.
— Миловал Господь трушным джекпотом, все девочки, — рассказывает он, — хоть создал что-то прекрасное. Женщины — это чудо, а мужики — омерзительные существа.
Кира просит не доезжать до самых ворот цехов, чтобы избежать лишних вопросов со стороны коллег. Докапывания до распорядка ее рабочего дня выносит с честью и уверяет, что сразу же ему позвонит, если самочувствие ухудшится.
На работе она словно зомби и даже напрочь портит раскройку, за что придется еще и выплатить из собственного кармана.
Помощница заведующей, Аня, можно сказать, ее подруга по работе, в смятении от усталого вида девушки, но с расспросами не лезет. Подруга знает о проблемах в семье Норовых.
Если бы Аня не была матерью-одиночкой, то можно было бы напроситься в гости к ней хотя бы на пару дней. Половину рабочего дня Кира ломает голову над тем, куда они с Петей пойдут после больницы. В квартиру и впрямь возвращаться опасно и не очень хочется. Но если других вариантов не подвернется — то придется.
В обеденный перерыв она роется в сотнях интернет-публикаций, касающихся Бруса — дабы освежить в памяти биографию главы мафии.
Карелин и впрямь сенсация, с какой стороны не посмотри.
Его отец — бывший почетный военный, с регалиями на полстраницы, успевший стать не только влиятельным политиком, но и любимцем общественности. Кира даже помнит некоторые его шуточки, Карелин-старший — определенно обаятельный мужчина, и универсально харизматичен, чего в его сыне и грамма не найдется. Мама же — лауреат Нобелевской премии, ученая-химик из известного рода научных деятелей. Потомственная, важная персона.
