в себя только через четыре года. Представляешь? — рассмеялась она, допивая кофе и продолжая рассказ. — Мне сообщили о ребенке, и я тут же отправилась в дом малютки. Но у меня даже документов не было, и я отправилась работать там санитаркой, чтобы быть ближе к моему сыночку.
— Он был здоров?
Что? Это что за вопросы? Борис верит ей? Верит в эту историю сценариста Санта-Барбары под бутиратами?
— Болел часто, но развивался хорошо. Он уже умеет играть в шахматы, представляешь, — улыбнулась она, и я прикрыла глаза. Как же она бесит. Господи, как же хочется вцепиться ей в волосы.
— Дальше, — потребовал Борис, и я продолжаю слушать эту ложь.
— Мне дали общежитие два года спустя. Я продолжала там работать и воспитывала сынулю.
— Почему мне не сообщила?
— Я же помнила наше расставание, ты бы не поверил в свое отцовство и это понятно. Мне показалось, что малышу не нужны такие потрясения.
— Так что же изменилось7 — подала я голос и встала. Я успокоилась, потому что все, что она скажет, проверят. Каждое ее лживое слово будет разобрано на косточки, а она со своим сыном предана забвению.
— Ярослав захотел узнать своего отца.
Вот так? Серьезно? Мальчик изъявил желание узнать отца и они здесь. Может быть это, конечно, и логично, но как же хочется заговорить замогильным голосом Станиславского «не верю»
— Это все?
— Борис, — запела эта птичка, расправив плечи, выставляя на обозрение свою большую грудь. И почему мне захотелось на свою посмотреть. — Я должна сказать тебе, что ничего от тебя не жду и не прошу. Мы живем небогато, но вполне сносно. Пообщайся с мальчиком. Ведь каждый ребенок должен узнать своего биологического отца. Как вы считаете, Нина Леонидовна?
Как поет, как рвется в бой. Но почему каждое ее слово мне кажется выученным, а каждое движение отточенное, словно клон бывшей жены появился.
— Наверное, да…
— Почему нового отца ему не завела?
— Ты будешь смеяться, — елозит она, но глаз с Бориса не сводит. — После той измены я поняла, что вообще мужиков ненавижу. У меня был лучший, но я его потеряла.
Господи, вручите кто-нибудь этой женщине Оскар. А лучше нож в черное сердце.
— Тебя проводят в твою комнату, — поднялся Борис, и я застыла, захотела открыть рот, но он пресек это движением рукой. — Пойдем к Мире. Наверняка она нас потеряла.
Я поджала губы и иду за Борисом, скрещивая взгляд с бывшей женой. И мне так хочется увидеть в ее взгляде хоть каплю лжи, но она все такая же до тошноты милая. И губы ее эти пухлые, глаза зеленые, волосы до плеч лучатся светом солнца. Никогда еще я не ощущала такой тошноты по отношению к человеку. Это нормально вообще?
И как только мы приблизились ко входной двери, я сквозь густой шум толпы расслышала крик Миры.
Этот крик, он как удар ножа по горлу. Дышать стало нечем, в голове шум, а перед глазами пелена.
Еще никогда я не бегала так быстро, даже когда убегала от врагов.
Еще никогда я не трясла свою дочь так сильно, проверяя ее на наличие травм.
— Что ты ей сделал? — сразу закричала на мальчишку, что стоял рядом и смотрел прямо на Миру. Если он только ее тронул. Если он только посмел ее обидеть, он вылетит отсюда. И мне плевать, чей он сын. — Что ты ей сделал?
— Нина, успокойся.
— Мальчик мой, ты в порядке? — прибежала Элеонора и присела с мальчишкой так же, как я с Мирой. Этот повторяющийся жест и наигранное «Мой мальчик» взбесили меня еще больше.
И только Борис как не в чем не бывало поинтересовался:
— В чем дело? — обратился он при этом только к Ярославу. К ребенку, которого видит впервые в жизни!
— Может быть стоит спросить Миру? — поднялась я во весь рост, бросая тяжелый взгляд в мужа. Да, он меня за это не накормит сгущенкой, но и терпеть подобное отношение к своему ребенку я не буду. Мира дочь Распутиных, а это непонятно чудо еще неизвестно чье.
— Мам! Мам! Яр не виноват, — уже Яр? Когда успела? И стала показывать куда-то в сторону. — Этот мальчик, он посмеялся надо мной, сказал… Сказал…
Мира начала хныкать, а меня дрожь пробирать.
Почему она тогда кричала?!
— Он сказал, что гроб ей закажут в цвет ее розового платья, — резко подал голос Ярослав и кивнул в сторону окошка батута, возле которого мы стояли.
Я тут же подхватила Миру на руки и влилась в процессию, которая обходила мягкий аттракцион по дуге, выходя на поляну. Там под взглядами гостей катался из стороны в сторону пухлый мальчик, держась за ногу.
— Мира, — прошептала доче на ушко. — Что сделал Ярослав?
— Выкинул его в окошко, — как-то беспечно заявила она. Но мне стало страшно, особенно от взгляда, которым наградил меня мальчишка.
Кто он такой, черт возьми?
Тут же подбежал отец пухлого ребенка, им оказался владелец нашего городского супермаркета, где часто можно было встретить просрочку.
Арбазов Геннадий Михайлович.
Сзади меня тронула мама и мне пока нечего ей сказать. Все внимание на Бориса, который вместо отца обратил внимание к мальчику, корячившемуся от боли.
— С чего ты решил, что гроб будет розовым?
— Папа сказал, — предсказуемо объяснил толстяк и его отец стал похожим на переспелый помидор. Вот-вот и треснет от напряжения.
— Борис Александрович…Ромка неправильно понял. Понял он неправильно. Мы бы никогда ничего плохого… Вы же знаете.
— Я вот тоже был уверен, что никогда, ничего плохого, — передразнил Борис без тени эмоций. Можно только гадать, что у него внутри. Но обсудим это завтра в моем кабинете.
Мне лишь показалось, но по толпе заскользил шепоток страха.
Борис редко вызывал к себе в кабинет. Обычно он сам не чурался навещать каждого влиятельного человека в своем городе. Нельзя сказать, что его боялись. Он не устраивал пыток, он был щедрым, но при этом всем Борис был крайне мстительным. Он не терпел не подчинения. Он не прощал ошибок. Даже в своей семье.
— А сейчас покиньте праздник, — прогремел его голос в образовавшейся тишине, а затем страшное… — Думаю на сегодня…
— Папа, нет! — тут же вырвалась Мира и взяла Бориса за руку. — Мы даже торт не поели. А Ярослав за мной присмотрит. Правда? Он ведь меня защитил!
Мы в ответе за тех, кого приручили, теперь Мира будет считать его своим героем. Когда-то
