и Борис спас меня и стал моим героем и много позже я поняла, что все было подстроено им же. Может быть и здесь так же?
Мира обернулась к мальчику, словно знала его много лет, словно он обязательно должен ответить положительно.
Что и произошло, тот мило улыбнулся, Элеонора всхлипнула, а меня чуть не затошнило.
Но Борис ведь не доверит дочь этому безумному?
Чем он руководствовался, кидая ребенка в окно?
Как он вообще смог поднять такую тушку? Он же весит не больше тридцати килограмм. Да и ростом не на много выше Миры.
— А что так тихо? Где музыка? У нас детский праздник или собрание акционеров?
Борис разрядил обстановку, только вот мне легче не стало. Он оставил Миру на Ярослава, а я снова взглядом попросила мать присмотреть за ними. А сама пошла за мужем, который потребовал немедленно меня на ковер.
* * *
Радует, что уволить меня он не может. Пока…
А вот наказать запросто…
Только дверь в кабинет закрылась, как моя голова со стуком ударилась о книжную полку, а шею сдавили грубые пальцы.
— Это что было, Нина?
— Защита! — пыталась отодрать я от себя его руку и пыталась вздохнуть, но Борис всем своим весом придавливал меня, не давая вырваться. — Я защищала свою дочь! Я не знаю его! Её! Как ты можешь доверять им?!
— Я не доверяю, я проверяю и не тебе решать, какие я должен использовать для этого
методы!
— Нашу дочь! Для проверки? Знаешь, — господи, как больно. — Давай мы уедем, чтобы у тебя была возможность лучше узнать свою новую семью. Ты же всегда этого хотел? До сих пор держишь обиду, что аборт тогда не сделала?
— Если бы я захотел, Нина, ты бы его сделала. Тебе бы связали руки и ноги, а из тела бы выдрали все, что меня не устраивает.
— Ты чудовище!
— Я твой муж и твоя обязанность доверять мне. Я никогда не дам в обиду не тебя, ни нашего ребенка.
Его слова такие важные как серп по обиде, но его рука все еще была на моей шее, а вторая уже ползла вверх по бедру.
— Не дашь в обиду другим, но будешь обижать сам, — прошептала чувствуя, как гнев сменился чем-то другим. Горько сладким. Темным. Он обволакивал все тело, не давая сделать даже вздох.
— Так обижу, что тебе это понравится, — задрал он подол платья выше моей головы, перекрывая воздух окончательно и стал звенеть пряжкой ремня. А я прикрыла глаза полностью погружаясь в омут похоти, к обрыву которой Борис меня подталкивал.
* * *
— Успокоилась? — спросил он, застегивая ширинку пол часа спустя. И это единственный знак того, чем мы занимались. В остальном он все такой же идеальный. Педант до мозга костей.
А у меня вся помада по лицу размазана и придется подниматься на второй этаж, чтобы сменить порванное платье.
— Да.
— Мне очень не нравится, когда ты мне перечишь на людях.
— Если за каждый такой случай будет подобное наказание, то я могу делать это почаще.
Усмехнулась и уже собралась уйти, как ощутила на своем плече жесткий захват, а увидела, обернувшись напряженный взгляд.
— Я не шучу.
— Я знаю, Борис. Просто я боюсь, что все изменится. Что ты поверишь ей, а я останусь не удел. Твоя жена я, а она…
Сказала. Вот как есть, так и сказала. С Борисом нельзя тайнами. Он их не терпит.
— Этого не будет. Дай мне время. Я, как и ты, все узнал пол часа назад. Даже я не могу так быстро разобраться в людях.
— Ты веришь ей? Это действительно Элеонора?
— Пока верю, но скажу все точно после анализов крови и пары дней наблюдения. Нельзя просто оставлять тот факт, что она настоящая, как и игнорировать, что ее подставная. С мальчишкой такая же ситуация. Но разбираться я могу, когда они на виду.
— И если он не имеет к тебе отношения?
— То отправится туда откуда пришел.
— А если имеет? — спросила с тяжелым сердцем. Потому что ответ знаю, и он меня пугает до чертиков.
— Тогда я его усыновлю.
Улыбнулась легко, хотя в грудь как будто воткнули острый кол. Вот так просто. У него будет сын. Если… Если… Как же меня пугает это чертово «Если».
Вышла за дверь и буквально рванула к своей комнате, вышла на балкон и нашла взглядом две маленькие головки. Они склонились над прудом и о чем-то шептались, а моя мама стояла поодаль и о чем-то болтала с женой главного бригадира комбината.
Никто никогда не будет смотреть за ребенком лучше, чем мать.
Хотя, смотря какая мать, потому что Элеоноры я не вижу на территории парка.
Довольно быстро переоделась и спустилась, чтобы вместе с дочерью задуть ее пять свечей на огромном торте — замке.
Еще час назад я знала, что она загадает, а теперь спросила, потому что мне любопытно.
Но лучше бы молчала, потому что ее наивное и добросердечное: «Чтобы Яр остался» навел меня меня почти животный ужас.
Праздник закончился спустя несколько часов, за которые Мира и смеялась и плакала и даже успела поругаться с Яром, который не захотел с ней лепить куличи.
— Это для малышей.
— Но это весело!
— Вот и лепи сама.
Но радость от их разногласия была недолгой, потому что уже спустя пол часа он катал ее на качели, что были подвешены на дереве.
Я ненавидела себя за слежку, ведь впервые мой ребенок был счастлив. Но это счастье могло стать не долгим, и я должна быть рядом. Всегда быть рядом.
— Сделай так, чтобы ты понравился моей маме, — безапелляционно потребовал мой ангел, что даже я готова пойти на любые ее уступки.
Никогда не слышала в ее голосе столько властности.
— Можешь не сомневаться, — с усмешкой сказал Ярослав и качнул качель выше, да так, что Мира снова закричала. Но успокоилась, когда я вышла из тени дерева, за которым пряталась.
Яр тут же ретировался, даже не взглянув, не меня, а Мира нахмурилась.
— Мой день закончился, да?
— Боюсь, что да, детка. Ты же знаешь…
— И я больше не смогу бегать и прыгать? Не смогу есть торт? Не смогу видеться с Яром!
Дай ребенку одну конфету, он запросит весь кулек. Дай ребенку вкусить свободы и возвращаться в клетку он не захочет. Как же Мира напоминает мне мою сестру Ульяну. Она была точно такой же. Капризной, невероятно красивой и очень болезненной. Только если
