на стол конверт.
Перевожу взгляд с помощника на конверт. Взяв его в руки, открываю и достаю оттуда несколько фотографий, где объект моего вожделения обнимается в машине с этим самым водителем. В груди разрастается бешеная ярость при виде того, как он трогает её лицо, как его руки блуждают по её телу, и насколько он близко к пухлым губам девчонки.
Рыкнув, словно зверь, я комкаю фотографии в руке и отбрасываю на пол. Паша отходит на шаг назад, уже зная, что может отхватить, попав под горячую руку.
Но в голове только одна мысль – раздавить этого бессмертного так же, как эти фотографии. А эта сучка не догоняет, с кем играет. Думает, я блефую?
Я всегда держу своё слово!
И сейчас, нависая над ней, смотрю в испуганные глаза и чувствую, что до неё только дошло, что со мной шутки плохи.
– Вы не посмеете, – едва заметно качнув головой, она кусает дрожащие губы.
– Ты меня услышала, детка, – подняв уголок губ в кривой усмешке, я окинул её взглядом, представив, как она будет извиваться подо мной и визжать от удовольствия, неспешно развернулся и сел в тачку.
– Трогай! – приказываю водителю и, наклонив голову, смотрю на стоящую истуканом девчонку через затемнённое стекло.
Да, детка, я не шучу!
Но несносная девка не понимает слов, она решила испытать меня, продолжая тереться возле этого парня. Ну что же, раз так, то придётся перейти от слов к делу. Хочешь вечеринку? Будет! Будет тебе и гроб, и венок, и похоронный марш!
Моё терпение лопнуло!
* * *
Много лет назад
Тихо, словно мышь, которая прячется от кошки, я прокрадываюсь в дом. Где-то в глубине слышны мужские голоса, и я, наклонившись, будто меня это может спасти, иду к лестнице, что ведёт на второй этаж.
– Арман! – раздаётся голос отца, как гром среди ясного неба.
Закатываю глаза и, выпрямляясь, поворачиваюсь к нему лицом.
– Время видел? Где ты был? – спокойное лицо не соответствует раздражённому голосу.
– С пацанами гулял, – отвечаю, вскинув голову вверх.
– Тебе было сказано – кроме школы и дома никуда больше не выходить! – делает шаг ко мне, сжав челюсть так, что желваки играют.
– Мне надоело сидеть взаперти! – твёрдо говорю я, выдерживая его взгляд.
– Мне плевать! – орёт во весь холл. – Было сказано, значит выполняй!
– Почему? – ору в ответ и смотрю на него снизу вверх. – Почему я должен сидеть в четырёх стенах, когда мои ровесники гуляют и развлекаются? – от обиды голос дрожит, но я уверенно стою перед ним.
– Потому что я так сказал, и пока ты живёшь в этом доме, будешь делать то, что я скажу. Тебе ясно? – жёсткий тон не позволяет возразить.
Несколько секунд я прожигаю отца взглядом, после чего, сжав кулаки, разворачиваюсь и чуть ли не бегом поднимаюсь по лестнице. Скрываюсь в своей комнате, не забыв громко хлопнуть дверью, чтобы весь дом слышал, как я зол. Снимаю рюкзак и, бросив его на пол, со всей силы пинаю его ногой, и тот исчезает под кроватью. Всю свою злость и обиду я могу выплеснуть на подушку, тихо и без ущерба, чтобы потом не отхватить от отца ещё больше.
В дверь раздаётся легкий стук, и в проёме сразу же появляется мама с милой улыбкой на лице.
– Можно? – спрашивает и, не дожидаясь ответа, проходит в комнату и садится рядом со мной на кровать. – Ты как? – обнимает меня за плечи.
– Нормально, – бурчу себе под нос.
– Сынок, не надо на него злиться, – восточный акцент делает её голос смешным, но мелодичным.
– Не могу, – резко отвечаю. – Я сижу в этом доме, как в тюрьме.
– Это не совсем так, – усмехается она и притягивает меня к себе. – Ты должен понять, что у папы опасная… работа, и сейчас, в данный период, особенно опасно разгуливать по городу.
– Но я ведь с охранником, – возмущаюсь и поднимаю взгляд на неё.
– Сынок, дома безопаснее всего, – погладив меня по лицу, она смотрит в мои глаза. – Папа и так пошёл тебе на уступки и разрешил ездить в школу каждый день, вместо того, чтобы оставить тебя учиться дома.
– Ну спасибо, – обиженно фыркаю.
– Тебе нужно набраться терпения и подождать, пока папа всё уладит, тогда можно будет свободно гулять по городу, – ласковым тоном говорит и, как всегда, гладит меня по голове, поправляя волосы, которые я сам взъерошиваю.
– А так будет? – вопросительно выгибаю брови.
– Конечно, – уверяет она. – Папа у нас очень умный и сильный, он во всём разберётся, – улыбнувшись, она целует меня в лоб. – Переоденься и спускайся к обеду.
– Хорошо, – киваю я.
Голод сильнее обиды, так что, быстро переодевшись, я спускаюсь вниз, и до ушей сразу доносится взбешённый голос отца.
– Был приказ: дом-школа-дом. Что тебе, мать твою, не ясно? – орёт он на опустившего глаза в пол водителя и охранника в одном лице, который сопровождает меня повсюду.
– Виноват, – едва заметно кивает мужчина.
– Ты должен слушать меня и только меня! Я твой босс, ты выполняешь только мои приказы. И не смей ему потакать!
– Понял, – как болванчик кивает без остановки.
– Ещё раз такое повторится – будешь кормить червей в лесу. Ясно?
– Более чем.
– Свободен, – махнув рукой, отец поворачивается и натыкается на меня. – Из-за тебя могут пострадать и другие люди, – тыкает пальцем в меня.
– Лёша! – в холле появляется мама. – Прекрати уже, весь дом поднял, – строгим тоном обращается она к нему, но с её милым видом он не вяжется.
– Зарина…
– Лёша! – нахмурив тёмные брови, мама смотрит на отца.
– Прости, – поднимает руки в сдающемся жесте папа.
Вот тот человек, у которого есть власть над Алексеем Власовым. И в такие моменты я смотрю на них и радуюсь, что папу строят получше, чем он меня.
Двадцать лет назад мама, оставшись сиротой, и под угрозой попасть в руки плохого человека, сбежала из своего городка на востоке. По счастливой случайности она наткнулась на группу мужчин, среди которых был мой отец.
Папа не любит об этом говорить, но мама рассказывала, что он с первого же взгляда понял, что она его судьба. Он забрал её с собой, обещав, что защит от всего, а через пять лет родился я.
– Обед на столе, – мягко, словно она и не злилась на него минуту назад, мама приглашает нас в столовую.
Примерная семья в красивом доме обедает и обсуждает простые вещи: погоду за окном или соседскую кошку, что всё время перелезает через забор и ошивается у нас во дворе. Казалось бы, ничего необычного.
Как бы не
