Я решила пойти по пути наименьшего сопротивления, выбрав тему, которая сбила бы ее со следа (другими словами, я, вроде как, солгала).
— Эдди думает, что я расистка.
Она ахнула.
— Что?
Я пожала плечами.
— Что заставило его так подумать? — спросила она.
Я убрала молоко.
— Это недоразумение.
— Еще бы. Хочешь, я ему позвоню?
Я с головой торчала в холодильнике, но при этих словах выпрямилась и развернулась.
— Нет! Не звони ему!
Моя мама, без сомнения, позвонила бы ему. У нее нет его номера, но она его найдет. Она позвонит не только ему, но и его матери, просто чтобы расставить все по полочкам и навести мосты между родителями. Более того, она заставила бы Трикси позвонить ему, а этого я точно не хотела. Затем они попросили бы моих бывших парней, Хавьера, Алекса, Луиса и Оскара, позвонить ему и заверить его, что я не расистка.
— Инди исправляет ситуацию, — объяснила я. Это тоже было отчасти ложью, но и отчасти правдой, потому что у меня возникло отчетливое ощущение, что Инди из тех людей, кто вмешивается в дела других.
— Надеюсь. Это ужасно. Неудивительно, что у тебя такой встревоженный вид.
Я мысленно сделала глубокий вдох.
Покончив с этой загвоздкой, мы преодолели остальные: стирку, упражнения, ужин, мытье посуды и мое превращение в «блондинку Смити».
Я ковыляла к выходу на черных шпильках высотой три с половиной дюйма с тонкими ремешками вокруг лодыжек, попрощалась с мамой, открыла дверь и тихонько вскрикнула.
У порога стояла Ада, наша соседка. Ада была старее, чем мир, и глухой, как пробка, но обладала душой, сотканной из чистого солнечного света. Она улыбнулась мне, посмотрела на мой шлюховатый наряд и заявила:
— Какой прекрасный наряд.
Я посмотрела вниз на микро-мини и черный топ, который показывал слишком большое декольте, выглядывавшие из-под длинного черного кардигана, который мне приходилось носить, чтобы защититься от холода в конце сентября. Затем снова посмотрела на Аду. Может, она в добавок еще и слепа.
— Хочу посмотреть телевизор с твоей мамой. Сегодня вечером покажут интересную серию «Полицейских», не хочу ее пропустить.
Ада фанатела от «Полицейских», «Самых невероятных полицейских погонь Америки» и почти всего, что имело отношение к полицейским, охотникам за головами, скоростным погоням, наркопреступлениям, операторским съемкам с преследованием людей, убегающих через задний двор, и людям, чьи лица нужно сделать нечеткими, пока они дают показания.
Она прошаркала в квартиру, а я вышла за дверь, крикнув:
— Повеселитесь, девочки!
Когда я добрался до своей машины, она не завелась.
Я попробовала еще раз.
Она все равно не завелась.
Я попробовала в третий раз.
Ничего.
— Кусок дерьма! — крикнула я, хлопнув ладонью по рулю, а затем выругалась еще сильнее и даже слегка стукнулась лбом о руль.
Полагаю, бак с бензином был напрасной тратой нужных денег.
До того, как у мамы случился инсульт, я подыскивала себе новую машину, но потом об этом пришлось забыть. Мамина машина была хуже моей, и мы продали ее, когда переехали, оплатив часть депозита за квартиру. Так вот, старый, подержанный драндулет, который я купила пять лет назад, передвигался лишь на силе молитвы.
Достав сотовый, я позвонила Джоджо, одной из танцовщиц, которая тоже всегда опаздывала. Джоджо забрала меня, и мы ворвались в двери «У Смити», опоздав на пятнадцать минут.
Смити сидел в баре, и когда мы вошли, посмотрел на нас.
— Мать твою, ты опять опоздала, — поприветствовал Смити.
— У меня машина не завелась, — объяснила я, подходя к бару. Джоджо ракетой рванула за кулисы, чтобы избежать столкновения со Смити.
Он вручил мне фартук, я достала сотовый, сунула его в карман и протянула ему свою сумочку и кардиган, которые он положил за стойку бара.
— По крайней мере, придумай что-нибудь оригинальное, — сказал он.
— Я серьезно.
— Ты — ходячая катастрофа.
Я улыбнулась ему. Смити только лаял, но не кусался, по крайней мере, со своими девочками. Он был крупным чернокожим парнем, раньше мускулистым, но сейчас немного размяк. У него было шестеро детей от четырех разных женщин, и он души не чаял в них всех, включая женщин.
— Слушай, Смити, мне нужно еще пару смен.
Он возвел глаза к небу.
— Она опаздывает и выпрашивает еще гребаных смен.
— Мне нужно починить машину! — воскликнула я, завязывая фартук вокруг талии.
— Будешь работать больше смен, мне придется платить тебе сверхурочные. Я не плачу сверхурочные.
— Смити.
Я посмотрела на него широко распахнутыми глазами, девчачьим взглядом «пожалуйста», который, как я видела, другие девушки использовали на нем. У них получалось, поэтому я попробовала сама и обнаружила, что у меня тоже получается.
Смити был не в лучшем настроении.
— Хочешь больше денег — работай у шеста.
Я посмотрела на сцену. Три танцовщицы кружили у шеста, их тела блестели от масла, на всех не было ничего, кроме стрингов и накладок на соски.
Ни за что в жизни.
— Я не работаю у шеста, — сказала я Смити.
— Ты бы сделала мне одолжение. Сегодня Мэнди сказала, что должна уволиться. Она беременна.
Я ничего не могла с собой поделать и захлопала в ладоши. Мэнди и ее парень Ронни пытались завести ребенка еще до того, как я стала работать в клубе.
— Здорово! — воскликнула я.
— Ни хрена не здорово. Я лишился танцовщицы. Работай у шеста, и у тебя будет моя вечная гребаная благодарность и столько денег, что ты сможешь купить «Порше».
— Джоджо — твоя лучшая танцовщица, и у нее нет «Порше», — заметила я очевидное. Она ездила на «Королле».
— Джоджо умеет танцевать, но у нее ненастоящие сиськи, и она невысокая. Парни могут отличить настоящее от подделки. Твои сиськи настоящие, а твои ноги, бл*ть, в этих гребаных туфлях они бесконечные. Мужики смотрят на эти ноги, на эти сиськи и дают тебе пятьдесят долларов чаевых.
— Я не работаю у шеста, — сказал я так, что он понял серьезность моих слов.
Он вздохнул.
— Хочешь, попрошу знакомого посмотреть твою машину?
Видите, Смити был добряком.
Я кивнула и улыбнулась.
— Ты заноза в моей заднице. Приступай к работе.
Я принялась за работу, суперлюбезно обращаясь с пьяницами и идиотами, которые платили хорошие деньги, по сути, ни за что. Хотя они, очевидно, так не считали. Чаевые были хорошими, щупали меня не так часто, так что ночь выдалась приличной.
Я договорилась с Ленни, чтобы он отвез меня домой, и, когда все ушли, стала ждать его у двери.
Ленни, темнокожий, двести пятьдесят фунтов чистых мышц при росте шесть футов четыре дюйма, работал вышибалой. Он получал степень магистра биохимии в Денверском университете.
Он подошел к тому месту, где я стояла у входной двери.
— Подожди снаружи, я все проверю, включу сигнализацию и запру дверь.
— Хорошо, — ответила я и вышла, остановившись у двери.
Заведение Смити располагалось на бульваре Колорадо, и, хотя было три часа ночи, транспортный поток еще не иссяк. Днем все еще было тепло, но по ночам холодало, и я плотнее закуталась в кардиган. Я устала, сознание начало отключаться, и я обнаружила, что помутневшим взглядом смотрю направо.
Что-то набросилось на меня слева; меня отшвырнуло к стене клуба, и в свете огней я увидела вспышку лезвия.
Чья-то рука давила мне на грудь, прижимая к стене. Я почувствовала у горла холод лезвия.
— Ты дочь Рэя Макалистера?
Я смотрела на парня, который был на несколько дюймов ниже меня из-за моих каблуков. Его черные волосы выглядели крашеными и были зачесаны назад. Очень худой, похожий на крысеныша, когда-то ему сломали нос, и он не очень хорошо сросся.
Он надавил на меня рукой, телом и лезвием.
— Слышала меня, сука?
Я кивнула, отвечая на оба вопроса.
— Знаешь, где он?
Я уставилась на него; у меня перехватило дыхание, а сердце билось так сильно, что я думала, оно выпрыгнет из груди.
