— Что?
Равский переводит глаза на Демьяна. Улыбается. Надувает щеки, округляет глаза, Дем снова хохочет. Алекс громко выдыхает и произносит:
— Он на фотографиях другой. Ни фото, ни видео не передают, какой он. — Слова звучат упреком.
— Он классный, — говорю я. — Обалденный пацан.
Джемма опять появляется на крыльце. На ней короткие шорты и открытый топ: просьбу показать пупок она, кажется, восприняла буквально. Алекс слегка прищуривается. Кажется, у всех нас резко наступил передоз пупков.
— Классный, — повторяет Алекс. Ловит мой взгляд и произносит спокойно, будто приспуская маску и показывая, в каком на самом деле бешенстве находится: — Я прилетел именно воевать. Если понадобится — насмерть. Крепко держись за белый флаг. — Он смотрит на сына и меняет тон: — Тебе, конечно, меня не показывали даже на фотографиях. А мне твои показывали, но я все равно в шоке.
Они втроем заходят в подъезд и закрывают за собой дверь.
Глава 9
Я прижимаю руки к груди.
В ушах шумит, ненависть вспыхивает от искры, в момент превращаясь в пожарище. Она жжет-жжет-жжет там, где сердце было. Сейчас оно не бьется. Будто нет его, Господи!
Мое сердце унес Алекс вместе с Демьяном.
Я смотрю на черную железную дверь и стискиваю зубы.
Внутри безумное творится. Вся былая сила, стойкость и воля к сопротивлению вдруг просыпаются и врубаются на максимум. Я помню, каково это — делать на тренировках немыслимое, а потом повторять на соревнованиях. В незнакомых залах, где зрители болеют не за тебя. Где желают тебе провала. На чужой территории. Выходить и ни жестом, ни мимикой, — вопреки болезни, страхам, боли, — не показывать волнения. Стабильность, уверенность, мастерство. В последние годы я, кажется, совсем расслабилась.
Смотрю на дверь, за которой мой сын, и дрожу от негодования. Ненависти слишком много. Я ненавижу Алекса так сильно, что захлебываюсь этим.
Ожидание длится вечность, по ощущениям матери, у которой забрали ребенка, и ровно две минуты в действительности. Телефон включила, на время поглядываю, чтобы не потеряться в панике.
Так и стою, не двигаясь, все эти сто двадцать секунд, пока дверь вновь не распахивается. Алекс выносит Демьяна, ставит на крыльцо, рядом с ним — большую машинку. Сын хватает ее за ручки и толкает перед собой.
— Лови его! — кричу я, кидаясь вперед.
Алекс делает так же.
Страхует Дема, тормозит на пандусе, благодаря чему мой ребенок не летит с этой машиной кубарем, а спокойно, деловито спускается. Сосредоточен, как настоящий водитель.
— Осторожнее на виражах, пацан! Это гоночный болид! — усмехается Алекс.
Я же хочу его смерти прямо сейчас.
Встречаю сына внизу. Обнимаю крепко, целую макушку, щеку, шейку. Проверяю, как настроение, всё ли в норме. Слышу собственное дыхание. И стук сердца. Оно снова бьется, снова в груди. Господи, я по году жизни потеряла за каждую из минут.
У Демьяна вроде бы всё в порядке, он увлечен толокаром. Красной, крутой, новой тачкой.
— Ему еще рано такие машины, — быстро сообщаю я. — Он скорость не контролирует и валится.
Демьян тычет пальцами на кнопки — машинка сигналит, светится.
— Мне кажется, ему нравится.
— Ему много чего нравится.
Словно в подтверждение моих слов сынок хватается за ручки, толкает игрушку перед собой, та устремляется вперед, а он не успевает! Мы с Алексом одновременно делаем рывок, ловим, но Демьян все же впечатывается лбом в пластик. Несильно, но он тут же начинает рыдать. Отталкивает отца, жмется ко мне.
Я его руками, как крыльями, закрываю. Прячу, целую.
— Так больно, малыш? Сейчас пройдет, сейчас полегче станет, — причитаю, покачивая. Зацеловываю лобик, дую.
Ошпариваю Алекса таким взглядом, словно он специально ударил сына.
Поднимаюсь на ноги, Демьян тянется к подарку и рыдает еще отчаяннее.
— Помоги дойти до машины, пожалуйста, — прошу я Алекса. — Если. Тебе. Несложно.
Он подхватывает подарок, поднимает повыше, чтобы Демьян мог тоже держаться за ручку, будто сам несет. А то мало ли, заберут.
— Он сильно ударился? — спрашивает Равский. — Дай посмотрю.
Я сейчас в таком состоянии, что его голос — как наждачка по чувствительной коже. Раздражает до кровоточащих царапин.
Это мой ребенок. Мой!
— Не сильно.
В такой нелепой сцепке мы втроем доходим до машины, Алекс открывает багажник, помогает уложить уменьшенную копию болида. Демьян уже успокоился. Весь в слезах пристально следит за тем, чтобы никто не выкрал толокар, пока дверь багажника медленно опускается.
На лбу сына небольшое розовое пятнышко. И я беру себя в руки. Алекс вернул ребенка по первому его требованию, мне тоже стоит придержать коней.
— Всё в порядке. Но теперь видишь, за Демьяном глаз да глаз нужен. У него, знаешь, будто какой-то рассинхрон мозга и тела. То есть умом он хочет творить реально сложные трюки, вообще ничего не боится. Качели, горки, лесенки — всё его! Очень быстро соображает. Ноги при этом пока не суперловкие. Такие ссадины не редкость. Не расстраивайся.
Алекс смотрит на сына, который лежит на моем плече. Ладошку на грудь положил, сам прижался, котеночек, отдыхает после впечатлений.
Достаю салфетку и аккуратно вытираю ему лицо.
— Раньше Дем всегда просил грудь, чтобы успокоиться. Теперь просто обнимаемся. Он если ранится, то всегда меня ищет.
То ли молчание Алекса, то ли его неловкость из-за ситуации или неподдельное внимание к Демьяну... а может, всё вкупе — немного меня смягчают. Я спокойно объясняю, без истерик и скандала. Какая-то часть внутри вопит и требует размазать Алекса. Показать, как тупо он поступает, игнорируя мое мнение! И что нельзя купить любовь, ни женщины, ни сына! По крайней мере, настоящую.
— Ты справляешься без няни? — спрашивает он.
Обдает жаром от понимания, что у нас получается диалог. Пусть корявый, странный, но все же диалог! И я спешу рассказать все, что хотела эти два года, когда представляла нашу встречу и адекватное общение.
— У меня, конечно, есть помощница по дому, но Демьян только со мной. Всё в порядке. Не жалуюсь. Я долго жила в общежитии, моталась на соревнования. Потом... за тобой по свету. Сейчас мне хочется просто сидеть дома. Весь этот год я отдыхаю, не ставя ни рекордов, ни целей. Это полностью мой выбор, мое решение.
Открываю машину, собираясь усадить сына в кресло.
— Можно? — спрашивает Алекс.
Я поворачиваю Демьяна к нему лицом. Алекс зовет сына на руки, тот не реагирует никак. Лежит на мне, смотрит безразлично, слегка настороженно.
— Пойдешь попрощаться? Нет? — улыбается Алекс.
Демьян не откликается. Демонстративный игнор — его находка. Дем уверен на двести процентов, что мать — суперженщина, которая его не отдаст. Которая сможет защитить и сохранить комфорт. Вот только Демка меня переоценивает, я умудрилась допустить войну с Равским.
— У него испортилось настроение, — быстро поясняю я. — И встали мы сегодня рано.
— Что ж, для первого раза вполне достаточно. Я был рад познакомиться, Демьян, — произносит Алекс, поглаживает ручку сына.
Тот ее отдергивает и отворачивается, Алекс не успевает среагировать, и получается так, что он ведет пальцами по моей груди. Тут же убирает ладонь.
Я чувствую неловкость.
— Ты не против, если мы поедем домой? Или у тебя есть другой план? — спрашиваю спокойно. Опускаю глаза, будто готова подчиниться.
Если я хоть немного успела узнать Алекса за два года брака, он не будет нападать на поверженного.
— На сегодня все. Завтра в то же время. Примерно.
— Спасибо. Мы постараемся не опаздывать.
Я усаживаю сына, пристегиваю. Он привычный, поэтому не сопротивляется.
— Спасибо за подарок, правда крутой, Демьян в восторге. Он когда у детей на площадке что-нибудь видит, всегда тоже хочет. Хотя он вообще всё хочет... в общем, спасибо.
— До завтра, Ива.
Алекс отходит на несколько шагов, я так и не смотрю в его сторону, силы закончились. Хватит жечь нервы, его бешеные глаза стали бы отличной добивочкой.
