— Пойду я, пап, — целую его в небритую щеку. — Постараюсь на выходных приехать.
— Хорошо, дочка.
В маршрутке я немного успокаиваюсь, хотя на душе по-прежнему муторно, тяжело. Брак родителей катится в бездну. Папа вечно в гараже сидит, мама теряет к нему остатки уважения, а я ничем не могу им помочь. Деньгами такие вопросы не решаются.
После занятий с пятиклассником я звоню Паше и предупреждаю, что буду поздно. Он даже не спрашивает, чем я занята.
Подхожу к ресторану «Арлекин» на десять минут раньше. Поправляю волосы небрежным жестом, натягиваю на лицо вежливую улыбку и захожу внутрь. Меня встречает мужчина в чёрно-белой униформе.
— Добрый вечер. Меня зовут Виктория. Владимир Громов назначил мне здесь встречу.
Официант тут же меняется в лице, из оценивающего его взгляд становится предельно вежливым, чуть ли не подобострастным.
— Конечно, конечно. Владимир Романович ждёт вас. Следуйте за мной.
Мы поднимаемся на второй этаж, идём через зал. Нервозность овладевает мной, по плечам бегут мурашки, ладони потеют. Здесь всё кричит о роскоши, о другом, незнакомом мире, где люди не считают дни до зарплаты, а живут в своё удовольствие.
— Сюда, пожалуйста, — указывает официант на закрытую дверь. Открывает её, пропускает меня вперёд.
Мы оказываемся в вип-зале. Громова я вижу сразу. Его пристальный взгляд щекочет кожу, воздух поступает в лёгкие маленькими порциями. Встряхиваю головой, прогоняя бессмысленное волнение. Я пришла сюда из любопытства и уйду, когда пожелаю. Несмотря на то, что я не верю в чудеса, внутри всё же теплится надежда на положительный исход нашей встречи. Может, он вернёт мне работу? Мало ли, вдруг Ксюша смогла убедить его в чистоте моих намерений.
— Здравствуйте, — позволяю себе улыбнуться Владимиру краешком губ. Пусть видит, что я настроена доброжелательно.
— Ты пунктуальна, это плюс, — заявляет он.
— Вы будете что-нибудь заказывать? — спрашивает официант.
— Американо с молоком, пожалуйста.
Кофе я себе позволить могу. Мне интересно, какой он будет на вкус.
Официант поворачивается к Владимиру. Тот ничего не заказывает. Наконец мы остаёмся одни.
— Прежде всего я хотел поблагодарить тебя, — начинает Громов. — Не знаю, что ты сказала Ксюше, но она второй день ведёт себя по-другому. Не огрызается, не закатывает истерику… Извинилась за свой побег из школы.
— Правда?
Это замечательная новость! Я очень рада, что Ксюша пытается наладить отношения с отцом. Каким бы строгим он ни был, он всё же родной человек. Родителей, как известно, не выбирают.
— Да. И она очень просила вернуть тебе работу.
Официант ставит передо мной чашку кофе и уходит. Я перевариваю слова Владимира. Он ведёт себя иначе: не наезжает, не кричит, не угрожает. Сдержанный и серьёзный, без враждебности в голосе и обвинения во взгляде. Я впервые разглядываю его, обращаю внимание на красивые черты лица, чувственный изгиб губ и волевой подбородок. Права была Лилька, мужик он красивый. Только характер тяжёлый, вспыльчивый.
— И что вы решили? Вернёте мне работу? — спрашиваю я спокойно.
— Нет.
— Ясно, — киваю. Другого ответа я не ожидала, но всё же, всё же…
— У меня есть к тебе предложение, — он смотрит на меня тяжёлым взглядом. — Моей дочке нужна няня. А ты отлично подходишь на эту роль.
Владимир предлагает мне стать няней Ксюши? В его голосе я отчётливо слышу недовольство, будто на самом деле он не хочет брать меня на работу. Тогда зачем спрашивает? Ради дочки? Если так, то это достойно уважения.
— Я учительница английского языка. У меня нет опыта работы няней, — говорю мягко, но так, чтобы он понял — я отказываюсь.
— Ты работала учителем один год и два месяца. Думаешь, этого опыта достаточно, чтобы считаться хорошим специалистом?
— Вряд ли.
— Но в школу тебя взяли даже без минимального опыта. Директор отзывается о тебе положительно, коллеги тоже. Ксюша тебя обожает. Ты чем-то её зацепила, к твоим словам она прислушивается. Это важнее эфемерного опыта, который ни на что особо не влияет, — Владимир складывает руки в замок. А я совсем не удивляюсь тому, что он навёл обо мне справки. — У Ксюши было много нянь: и с большим стажем, и только начинающие, как Арина. Однако ни одна из них не завоевала признание моей дочери.
— А как же Рита? Ксюше она, кажется, нравилась, — смутно припоминаю няню, которая привозила малышку в школу, а потом заболела. И потеряла работу.
— Она вела себя непрофессионально, — отрезает Владимир. По тону ясно, что подробностей я не дождусь.
— В любом случае я никак не могу быть няней Ксюши. Я понятия не имею, как вести себя с такими маленькими детьми. В школе я у седьмого, девятого и одиннадцатого класса вела уроки, к второклассникам попала случайно.
— Меня это не интересует.
— Я вас не понимаю. Сначала вы повысили на меня голос за то, что я посмела обнять вашу заплаканную дочь. На следующий день из-за вас я потеряла любимую работу. А ещё вы подозревали меня в том, что я украла Ксюшу... Угрожали. А сейчас… на работу меня зовёте. Что изменилось?
Владимир закатывает глаза, показывая, насколько его бесит мой вопрос.
— Я стараюсь думать о том, что будет лучше для Ксюши. Ты ей нравишься, значит, ты должна стать её няней. Всё просто.
Он смотрит на часы. Торопится, наверное, к дочке. Пью остывший, но очень вкусный американо, раздумываю над поступившим предложением. Часть меня хочет безрассудно согласиться, ведь Ксюша мне нравится, но вторая, более рациональная часть кричит — стой, не связывайся с этим человеком! Владимир одним разговором лишил меня работы. Что он сделает, если я накосячу? Ошибусь где-нибудь, скажу не то, что следует говорить семилетнему ребёнку? Слишком большая ответственность, я к ней не готова.
— Спасибо за доверие, но я не могу быть няней Ксюши. Эта работа предполагает ежедневную занятость, а я репетиторством занимаюсь. Не могу же я отказаться от своих учеников!
— Почему? — он саркастически улыбается. — Я знаю стоимость твоих занятий, ты слишком дёшево себя оцениваешь.
Мне словно пощёчину дают: щекам становится горячо, дыхание непроизвольно учащается. Да как он смеет? Я знаю, что другие репетиторы берут намного больше за одно занятие, но я ведь только начинаю. Нельзя сразу ставить космическую цену, это отпугнёт потенциальных клиентов.
— Я не превозношу свои заслуги. Как только наберусь побольше опыта, подниму цены.
— Неправильно мыслишь. Слишком низкая цена настораживает. Сразу возникает мысль: ага, этот человек в себе не уверен, раз согласен пахать за копейки, поищу-ка я другого. Но мы отвлеклись, — Владимир откидывается на спинку кресла. — Я готов платить тебе в три раза больше, чем ты зарабатывала в школе.
Американо попадает не в то горло, и я начинаю кашлять. Это многое меняет. Если Паша и дальше будет за компьютером бесцельно сидеть, то нам придётся искать новую квартиру. Эту мы просто не потянем. Даже если я чудом устроюсь в государственную школу, всё равно там будут платить до ужаса мало. А сумма, которую озвучил Владимир, очень приличная. Да что там — шикарная! Я смогла бы купить родителям новый бойлер, а то старый на ладан дышит. Отвезла бы на ремонт папину машину, та уже больше года не заводится. Маме бы планшет подарила, она давно о нём мечтает.
— А ваша жена не будет против? — задаю рискованный вопрос. Ксюша говорила, что папа с мамой разводятся, но в жизни всякое бывает. Они могли передумать.
Лицо Владимира мрачнеет, уголок губ нервно дёргается. Он отводит взгляд, усмехнувшись едко, отвечает:
— Нет. Она не участвует в жизни дочери.
— По своей воле?
— Ты на что намекаешь? — с нажимом спрашивает Владимир. Его глаза опасно сужаются, голос тихий, но от него холодок по коже пробегает. Я ёжусь, взгляд отвожу. Понимаю, что ступила на запретную территорию. Вопрос жены и развода для Владимира — это слишком личное. Я не должна лезть в это, не имею права. Если Ксюша думает, что отец выгнал её маму из дома, не факт, что так оно есть на самом деле.