— Иди к черту! — отвечаю жене, и сбегаю по широкой лестнице на первый этаж. Подарки я успел разложить в комнате дочери, и загружать их в багажник кабриолета было бы глупо и не практично. По дороге что-нибудь куплю.
Выезжаю из гаража, и вижу, как Вика высунулась из окна, и ждет меня.
— Шилов, мы не договорили. Я так просто не сдамся! — сипит охрипшим от слез голосом.
Это что-то новое, если Вика вооружилась слезами, значит, намерена дойти до конца. Меня это пугает. Похоже, она действительно не шутит, и намерена добиться своего — вернуть меня.
Твою мать! С чего бы это. Именно сейчас.
Не помню, что давал ей повод. Всегда говорил, что между нами ничего не может быть, потому что люблю вторую жену.
Если только… Вика не узнала про мои похождения. Разлад в семье. Любовницу.
Ничего не отвечаю, включаю громко музыку и еду к автоматически разъезжающимся воротам.
— Шилов, ты попадешь в ад! Лжец. Подлец. Мерзавец, — орет как полоумная на всю улицу.
— Знаю, милая, — улыбка трогает мои губы.
По дороге к родителям жены покупаю два букета кустовых роз, огромный торт, и спустя двадцать минут выезжаю в ворота скромного, уютного домика.
— Папа приехал! — слышу родной голос дочери. Звонкий и счастливый. Через минуту моя красавица выбегает на улицу. Стучит низкими каблучками туфелек по крылечку.
Выхожу из машины, раскрываю руки для объятий, и Лиза врезается в меня с разбегу. Крепко обнимает.
Задирает загорелое личико с огромными голубыми глазами, такими же ясными, как у моего сына, и с обожанием во взгляде глядит на меня жадно.
— Детка, ты так сильно выросла за три недели! — констатирую я. — Вытянулась, похудела. Ты хорошо кушаешь?
Замечаю, что мать Вики вышла на крыльцо, и бросает на меня убийственные взгляды. Бедная женщина осталась не в теме, так и не узнала истинную причину развода, поэтому всегда во всех бедах винит меня.
В ее ненавидящих глазах я априори козел и упырок. Если бы ее внучка не любила меня беззаветно и преданно, она бы закрыла ворота дома сразу, как только узнала о моём прибытии в город.
Замечаю, что моя малышка плачет.
— Лизок, не надо. Папе очень больно. Видеть твои слезы невыносимо, — достаю из кармана джинсов салфетки, стираю с родных щечек слезы. — У тебя даже щек не осталось!
— Правда? — дочь отлипает от меня и хлопает в ладоши.
— Лизок, что-то твой папаня тупит. Чему радуешься?
— Ты ничего обо мне не знаешь! — говорит с обидой дочь. — Я — модель!
— Ты. Кто? — прихожу в шок. Что я пропустил за эти гребаные двадцать дней.
— Удачное вложение Вики, — отвечает за девочку бабушка, и спускается к нам.
Достаю из машины букеты, дарю дочери и теще. Бывшей. Она одаривает меня неприязненным взглядом, но цветы берет.
— Вика отдала Лизу в школу моделей. Москвичи открыли у нас филиал. Срам!
— Срам?
— Стыдоба, — выплевывает теща, и повернувшись к Лизе просит ее изобразить модельную походку.
Дочь моментально меняется в лице, становится похожа на свою стервозную мать. Надменная, жеманная.
Отбегает от меня метров на пять, а потом идет ко мне походкой от бедра, виляя всем, чем можно.
— Они же им там губёхи красят, шпаклюют глаза. Вот увидишь, через пару лет начнут обучать разврату! Эта модельная школа только прикрытие! — продолжает нагнетать теща.
— Ну ба! — пищит Лиза, — врешь ты все! Они хорошие, и гарантируют, что я буду звездой подиума или актрисой. Или певицей.
Сердце бешено колотится. Поверить не могу, что Вика отдала дочь в модели. Я же просил не делать этого сейчас! Лиза еще очень маленькая и наивная, нельзя ей ломать психику.
— А ещё, — продолжает ябедничать женщина, дорвавшаяся до моих бедных ушей, — у Лизы по математике четверка! Скатилась девочка. Теперь у нее на уме танцульки, пение, кривляние. Моделька растет, одним словом.
Желваки ходят ходуном, губы сжимаются в полоску, а руки складываются в кулаки.
Готов прибить Вику. К счастью, она далеко от моей ярости.
— Лиза, как это все понимать? — наезжаю на дочь. Для начала мягко.
— Бабушка, ты плохая, — визжит дочь. — Сдала меня. Стукачка!
— Не смей повышать голос на старших! — взрываюсь я.
Лиза в ужасе застывает передо мной. Явно не ожидала, что я буду защищать не ее. Но она действительно стала борзой и разговаривает слишком дерзко.
Ее тонкая девчоночья фигурка вмиг сжимается, становясь маленькой и беззащитной.
Голубые глаза наполняются слезами. И через мгновение мою малышку прорывает.
— Папочка, пожалуйста, не наказывай меня. Я так сильно скучаю по тебе!..
Сердце обрывает от ее признания и кубарем летит вниз.
Хватаю дочь в охапку, усаживаю в машину.
— Милая, мы поедем сейчас в наше любимое кафе, где будем только ты и я. Спокойно все обсудим, — успокаиваю ребенка.
— Папуля, обещай, что не оставишь меня… — ревет дочурка, размазывая слезы по щекам.
Блин.
Хватаюсь за руль обеими руками и делаю музыку громче.
Кажется, я совсем заблудился в жизненном лабиринте.
Не знаю, что ответить собственной дочери.
Заврался, пообещав сыну, прийти к нему вечером, чтобы смотреть вместе мультик, а сам сбежал.
Притащил с собой любовницу, которая мне не нужна.
Не могу поговорить начистоту с Алевтиной, потому что знаю, что, выложив правду, потеряю ее навсегда.
А я не могу уже без нее жить.
Но между нами болото из лжи и предательств, и как преодолеть зловонную жижу, я не знаю.
Глава 13
Алевтина
Собрав сумку только со своими вещами, прихожу в полное оцепенение.
Почему Назар распорядился, не брать ни одной вещи сына? На что он намекал? Он же понимает, что я не уйду отсюда без Александра!
Может, я неверно поняла охранника?
Ну конечно. Это моя ошибка.
Подхожу к тумбе, где на полках сложены брюки, рубашки, футболки, джемперы ребенка. Беру два комплекта одежды на смену, упаковываю их в отдельную дорожную сумку. Сверху бросаю носки, трусики и коробку с новыми белыми кроссовками, которые сынуля выбирал сам.
Как странно распорядилась судьба. Саша купил такие же кроссовки как у отца, чтобы быть похожим на него, когда они поедут кататься на великах в парк.
А теперь этого не будет!
Резкий скачок мыслей, и я снова думаю о супруге. Судорожно выдыхаю боль, и отдаю себе отчет, что уже соскучилась по мерзавцу.
Как же мне его не хватает!
Нервно веду плечами.
Похоже, придется учиться жить без Глеба. Может это к лучшему, ведь отношения, которые сложились между нами в последние месяцы вымотали нас обоих.
Виски пульсируют болью. И меня терзает вопрос, как Глебу удавалось так долго скрывать жену и ребенка?
То, что он промолчал про первую супругу вызывает много вопросов? Зачем? Понятно же, что на момент брака со мной он был разведен.
А повторная любовь к ней вспыхнула в нем намного позже.
Когда именно?
Когда он начал игнорировать меня, избегать секса или до того, когда я начала пилить его, подозревая в неверности после длительных командировок в Сочи.
Или тогда, когда я узнала страшную правду от Инессы?
Голова взрывается от миллиона мыслей.
Еще могу понять, почему умолчал о бабах, но зачем скрыл дочь?
Она же не котенок, не щенок, оставленный где-то там, чтобы умолчать о нем!
Ей уже десять. Невеста на выданье.
Получается, когда мы поженились, Лизе было… было…
Господи! Даже сосчитать не могу, потому что не хочу произносить эту цифру.
Два с половиной годика!
Глеб бросил двухлетнюю малютку, — ужасная правда оглушает.
— Какой кошмар! — из глаз непроизвольно вытекают горькие слезы.
Как Шилов чувствовал себя всё это время? Как жил? Как мирился со своей совестью и отцовским чувством долга?
Получается, что, находясь неотрывно с сыном, думал о дочери?..
Такое себе открытие — неприятное, удушающее.
Жуткий приступ гнева и неприятия информации закручивает все мое тело, и оно начинает болезненно трястись.
