один толчок, явно на пике не так просто остановиться.
Они неловко прерываются, парень пытается натянуть штаны.
Я выключаю свет, но уже слишком поздно: в память врезалась картинка, как бедра этого парня вбиваются в мою родственницу, его трусы с джинсами приспущены до щиколоток, ее комканные трусы валяются на полу.
Послушала музыку, е мое…
Так неловко!
Вытаскиваю наушники.
Рядом со мной останавливается Оксана, сама включает свет. Я бросаю взгляд в коридор, ее перекрученные трусы так и валяются неопрятным комком на пороге в комнату, а Макс пытается застегнуть джинсы. От сестры пахнет недорогими духами, вином и немного рыбой.
— Саш, а ты чего так рано вернулась? Я думала, на работе… До утра.
— Сорри, что не предупредила. Я была уверена, что сегодня ты у Макса. Привет, Макс, — киваю ему и прохожу в комнату. — Не обращайте на меня никакого внимания, я быстро.
— Если голодная, там роллы остались… — пытается быть гостеприимной сестра.
Ах вот откуда взялся запах рыбы и вина. У них небольшой романтик, который я прервала вторжением. Но блин… Если бы знала! Оксана говорила, что они сегодня у Макса.
— Нет, я не голодная. На работе перекусила, — вру.
Быстро хватаю рюкзак и забрасываю в него сменное белье, обувь, косметичку, деньги, бутылку с водой и упаковку сухих крекеров. Больше не влезает, надеюсь, этого мне хватит.
Оставаться в городе не стану.
За чужие долги расплачиваться тоже не буду!
Мирасов это просто с потолка взял, сочинил, будто я ему должна.
Расписалась я, конечно… Но левой рукой. Почерк ужасный… Как будто и не мой даже! Пусть докажет, что это написала я. Подпись тоже накорябала не свою, просто букву М с закорючкой.
За спиной шушукается парочка. Максу не терпится закончить, предлагает по-быстрому трахнуться в ванной, Оксана мнется.
— Ты уезжаешь? — удивляется сестра. — Надолго?
— Маму проведать хочу. Дурит снова…
— Пить начала, что ли?
Еще один неприглядный факт: хуже бабы зверя нет. Хуже пьяной бабы — точно. Мама одно время пила, когда папаня свалил. Пила в одиночку.
Я вроде никому не говорила, что некоторое время она капитально поглощала спиртное, пила дешевое вино, как воду, литрами, но все равно родственники как-то узнали, и иногда смотрели так… свысока немного.
Бесило меня даже не это, а то, что они путали причину и следствие.
Полгода мама каждый вечер напивалась, до состояния мертвой свиньи, потому что ее муж ушел к другой.
Никак не наоборот.
Но эти языки и чужие мнения всегда мужиков оправдывают, даже таких бессовестных типов, как мой папаня.
Будь он хоть трижды урод, не дай боже женщине на ровном месте споткнуться — заклюют. Даже близкие не все готовы поддержать.
Не знаю, откуда ноги растут, но этот патриархальный уклад порядком раздражает.
— Не начала. Просто давно не виделись! Давай, чао! — машу рукой.
— Ты скоро вернешься?
— Точно не знаю, спишемся! — бросаю, находясь за порогом, и быстро сбегаю вниз по ступенькам.
Через одну перепрыгиваю, мысленно накидывая план.
Дверь подъезда распахивается передо мной, и я…
Лечу прямиком в распахнутые объятия Мирасова.
Шок-шок-шок!
Откуда он здесь?!
Подаюсь назад, но слишком поздно. Ноги безуспешно пытаются ухватиться за воздух.
— Какая ты прыткая!
Мирасов дергает на себя, спасая мой затылок от кошмарной встречи со ступенями крыльца.
— Ты, что, думала, самая умная? — рычит мне в губы. — Я таких, как ты, на завтрак пачками ебу. А вот за то, что слинять хотела, ничего хорошего тебя не ждет!
— От… Отпусти…
Язык все-таки болезненно ноет. Я клацнула по нему зубами во время падения.
Пальцы Расула врываются в волосы, сжимая их у самых корней плотно-плотно, болезненно. Дергает, заставляя меня тихонько вскрикнуть.
— Тшшш… Не ори… — крепко смыкает мой рот ладонью. — Прокатишься со мной?
— Нет.
— Неправильный ответ.
Мирасов подхватывает меня, как тюк, и забрасывает на плечо, таща к своей машине.
— Не дергайся! — огревает зад несколькими болезненными шлепками и грубо стаскивает вниз. — Ныряй, — кивает на распахнутую дверь. — Сама.
— А если нет?
— Свяжу и закину в багажник.
— Ты псих. Блин, зачем я тебе? Тебя же Лерка хочет-не может-любит-мечтает стать твоей женой!
— Ты садишься или нет?
Кажется, он теряет терпение, и я… сама не верю, что говорю:
— Если ты… секс получишь… отстанешь от меня?!
— Просто трахнуть твой вертлявый задок теперь мало. Хочу, чтобы ты сама… объездила меня хорошенько… — проводит ладонью по ширинке. — Надоешь, будешь свободна.
Александра
— Это как? — спрашиваю, едва дыша.
Из глубины тела вырываются жаркие выдохи и всхлипы, потому что бугай продолжает меня тискать, всюду жадно клеймя своими грубыми лапищами.
Неугомонный!
— Надоешь, когда натрахаюсь… — проводит губами по рту.
Всасывает мои губы и тянет на себя, проходясь по спине ладонями.
Цепляет мой зад и подтягивает за него вверх, будто крюком цепляет, протаскивая вверх по всему телу.
И я… будто за кочку, низом живота цепляюсь за нехилый такой бугов в раойне мужского паха.
Мама…
Вот с этим… трахаться? Оно же огромное… Неуправляемое.
— Можно я…
— Можно! — разрешает Расул и лихо сжимает мой зад, разворачиваясь.
Я и сказать не успела, как мой зад оказался на капоте его машины, а сам мужчина наглым клином раздвинул мои ноги.
Он между моих бедер и сочно целует мой рот, буром вонзаясь глубоко-глубоко.
Возникает головокружение. Я цепляюсь за его плечи, Мирасов считывает это как сигнал, нагибаясь, прибивая меня мощным корпусом к машине.
Чуть ли не разложил на капоте, толчком вбивается между ног.
— Х—х-хватит! Это позорище какое-то… — выдыхаю, пытаясь избавиться от его языка.
Лижется, как грязное животное. Пошлое, озабоченное животное…
— Действительно, позорище какое. Трусы намокли? — хмыкает.
Все происходит слишком быстро.
То ли он реактивный, то ли я от шока притормаживаю.
Но реснички только пару раз успеваю взмыть вверх и опуститься, а мы уже на заднем сиденье, и Мирасов расстегивает молнию моей курточки.
— Я… Я еще не сказала «да».
— Пиздишь… Сказала.
— Когда?! — кричу ему в лицо.
— Когда я тебя у стеночки зажал, а ты мне в рот охала и постанывала, как благодарная шлюшка. Мокрая, маленькая шлюшка с сочной пиздой.
— Хватит! — толкаю его изо всех за плечи и молочу по
