дочь матерится как сапожник, да еще и одета при этом как…
Мысль я даже не стала заканчивать, вспомнив, как он назвал меня в подсобке, только одернула постоянно подскакивающую мини-юбку чуть ниже. Стала ощущать слишком явный дискомфорт рядом с Дмитрием.
— Со стороны памятника или к метро? — отозвался молоденький парнишка, крутящий руль.
Я затаив дыхание ждала, что ответит мужчина рядом со мной, и даже невольно повернула к нему голову. Но он молчал. Вопрос, что ли, не услышал?
Пару секунд такого молчания и он вдруг повернул голову в мою сторону и недовольно произнёс:
— Где квартира твоего дяди? Говори точный адрес, не высаживать же тебя мокрую на мороз.
Я опешила от такого поворота.
— Мы… Мы что, к дяде ехали?
Мужчина молчал и прожигал меня взглядом.
— Но… почему я с папой не могла поехать? — осенила меня неожиданная мысль.
— Потому что мы договорились с твоим отцом, что ты новогодние каникулы проведёшь у меня дома в качестве экономки. Будешь готовить, убирать и далее по списку, одним словом — искупишь свои сегодняшние подвиги, а сразу после старого нового года, я верну тебя родителям.
— И почему же ты передумал? — скептически поинтересовалась я.
— Да потому что понял, почему твой отец собирался отправить тебя в монастырь к твоей бабушке. Ты неуправляемая истеричка. Зря я только полчаса его уговаривал в этом кафе. Время только потерял. Эти добрые дела — совсем не моё, похоже…
Вот почему у него было разочарованное лицо…
— Так что? куда тебя вести?
Стоп! Какая бабушка!? Какой монастырь!? Что угодно, но только не этоооо!!!!
— Я к тебе поеду! — выкрикиваю громче, чем хотела, и тут же осекаюсь — ведь из-за моей истерики он уже передумал один раз брать меня к себе. — Пожалуйста! Я правда буду стараться, — говорю уже тише, но в каждую просьбу вкладываю мольбу.
— Мы уже почти приехали, — чеканит Дмитрий, — дважды разворачиваться я не буду.
— Прости, ну пожалуйста, — моё лицо сейчас напоминает того самого котика из известного мультфильма. — Я так готовлю борщ — закачаешься! И печь могу…
— Я никогда не отказываюсь от своих решений, — гордо отворачивается от меня мужчина, но я слышу едва различимые нотки сомнения в его голосе.
— Но ты же ведь отказался везти меня к себе, — понимаю, что играю с огнем, но ехать в монастырь к бабушке — это наказание почище тюрьмы.
— Стас, притормози у обочины, нам поговорить надо с Надеждой.
Потепление в голосе Дмитрия придаёт мне смелости и я замечаю:
— Называй меня просто — Ди.
Мужчина медленно разворачивается ко мне и пристально смотрит прямо в душу:
— Никаких Ди, если хочешь ехать со мной. Ты — Надежда. И никак иначе.
Я хочу внутренне возмутиться, сказать, что это моё имя и мне решать, как меня называть окружающим, но прикусываю язык. Не в моём положении качать права.
Машина тормозит у обочины, водитель и охранник выходят из салона, и как только двери за ними захлопываются, Дмитрий всем корпусом поворачивается ко мне и установив зрительный контакт, начинает говорить.
— Раз уж ты предлагаешь мне сделку, чтобы я не отвозил тебя к отцу, то нам следует обговорить некоторые детали нашего соглашения.
Деловой тон меня пугает. Он — акула бизнеса, я слышала, как он раздаёт приказы и видела, как ему подчиняются здоровенные мужики; такому ничего не стОит облапошить меня, а доказать я ничего не смогу.
— Как ты будешь гарантировать мне соблюдение условий со своей стороны? — я тоже умею красиво формулировать. Довольная сказанной фразой, я жду ответа от Дмитрия.
К моему удивлению, он на мои слова ухмыляется, будто я сказала какую-то глупость.
— Тебе моего слова не достаточно?
— Конечно, нет, — не задумываясь тут же отвечаю. — Как сказал, так и взял назад. Никто даже не подтвердит, ты же всех свидетелей выгнал, — говорю, намекая на его охранников, которые курят возле своих дверей.
— Ты можешь взять телефон и записать наш разговор, — предлагает такое простое и эффективное решение.
Я соглашаюсь, и включив запись, мы начинаем обсуждать детали нашего договора.
— Во-первых, я больше не намерен слышать от тебя мат, — гневно начинает Дмитрий. — Хоть одно слово еще произнесёшь при мне — отправляешься в монастырь на такси.
— Почему на такси? — знаю, что вопрос некстати, но само вырвалось.
— Потому что катать тебя по всей Москве я не намерен.
— Понятно. Тогда я тоже выставлю своё условие — ты не применяешь ко мне физическую силу! И никто из твоих охранников тоже, — зло смотрю на Бира, который наверняка поставил мне синяк на руке, когда запихивал в машину.
— Принимается. Второе: ты готовишь завтраки и обеды. Ужин, так и быть, я разрешаю тебе пропустить.
— Что значит, пропустить? Хочешь сказать, я толстая и мне питания два раза в день достаточно?
Дмитрий впервые за время, проведенное в машине, улыбается. Тепло так, прямо как в подсобке.
— Нет, хочу сказать, что я редко ужинаю дома, поэтому заморачиваться с готовкой тебе не стоит — можешь заказывать доставку, если хочешь.
— Тогда я предупрежу тебя сразу — денег у меня нет. Продукты покупать мне не за что…
— Я и не говорил, что ты будешь это делать за свой счет. Завтра получишь мою кредитку, но учти: все трату будут мне известны, и функции снятия денег в ней тоже не будет.
— Я что, похожа на воровку?! — стало обидно за такие слова. Уж чего-чего, а в воровстве меня обвинять не позволю.
— Нет, не похожа. Извини, — говорит искренне, и я киваю. — Просто я тебя совсем не знаю, поэтому сразу исключаю возможные недопонимания.
— Кстати, о недопониманиях, — спохватываюсь я. — Я к тебе иду в качестве помощницы по дому — не смей путать меня с девочкой по вызову. Только притронься ко мне — и эта запись будет у прокурора.
— Сейчас все заявления идут через следственный комитет, — усмехается Дмитрий.
— Какая разница!
— Ладно, ладно, я тебя понял. Тогда встречное условие — ты тоже ко мне не пристаёшь. Не носишь вызывающую одежду, не пытаешься соблазнить.
— Дядя Дима, ты дурак? — почти цитирую знаменитую фразу из старого фильма. — С чего мне тебя соблазнять!? Ты старый и не в моём вкусе.
— Ну допустим, — не самым довольным тоном отреагировал на мои слова мужчина. — Но на счет одежды я тебя предупредил — ничего из того, что на тебе сейчас надето, я больше видеть не хочу.
— В смысле? А в чём, по-твоему, я должна буду ходить эти две недели? Шторами обмотаться?
— Я же сказал — никаких вызывающих нарядов! Штор у меня нет, — снова
