Лилия скептически скривилась.
– Работу? – уничижительно протянула она. – А ты будешь готовить ему обеды и стирать белье? Ты когда-нибудь это делала?
Я отмахнулась.
– Нет, конечно. Наймем служанку, мама и папа помогут, – ответила ей. И добавила чуть обиженно: – Ты что, против нашей любви? Я думала, ты поддерживаешь меня.
– Ты такая наивная, Софи, – немного сконфуженно рассмеялась Лилия, – но я искренне желаю тебе счастья. И если нужно – помогу.
– Спасибо, – я подошла к подруге и мы крепко обнялись. Хоть Лилия и бывала иногда весьма резкой и ехидной, но я любила ее. И за ее сарказм в том числе.
Лето заканчивалось. Море потемнело, с пляжа все чаще дул холодный ветер. И мое сердце тоже охватывал ледяной озноб.
Оставалось четыре дня.
Три.
Два…
* * *
– Завтра мы уезжаем, – я прижалась к Роберту изо всех сил, пытаясь пробраться к нему внутрь, под кожу, свернуться клубочком рядом с сердцем и остаться там навсегда. Весь день я героически держалась и не давала воли слезам, но сейчас, увидев потухшие глаза Роберта, его заострившиеся скулы, напряженную фигуру, сорвалась, и они потоком хлынули из глаз. Сильные родные руки лихорадочно стискивали меня в объятиях, губы собирали соленые капли со щек, а хриплый голос шептал, не переставая:
– Любимая моя, Софи… любимая… любимая…
– Ты мне часто будешь писать? – бормотала я между всхлипами.
– Каждый день.
– Ты не забудешь меня?
– Никогда!
– Ты приедешь ко мне в школу?
– Да, обязательно.
– Ты будешь любить меня?
– Вечно!
* * *
Казалось, жизнь кончена. Казалось, от тоски разорвется сердце, а я больше никогда не смогу вдохнуть полной грудью. Губы опухли от поцелуев, голова гудела после бессонной ночи, но сильнее всего болела душа. Я случайно заметила на перроне Роберта (хоть мы и договорились, что он не придет провожать). Он стоял, тяжело опираясь на каменную колонну, засунув руки в карманы, и провожал поезд хмурым безнадёжным взглядом. «Он не верит, что я буду писать? Он прощается со мной навсегда? Почему он не подошел? Плевать на учителей, зато я в последний раз поцеловала бы его»… Сотни тревожных мыслей лезли в голову, мыслей малодушных и недостойных.
Я благодарна судьбе, что нас сразу же отправили в школу, не давая возможности побывать дома. Не знаю, что бы я сказала родителям. Хотя, возможно, они бы и не обратили внимания на мой понурый вид, у них своих переживаний достаточно. Адель, например.
Мадмуазель Буше уехала в замок Нордвик. В школе со мной осталась только горничная Мэри.
Теперь Лилия стала для меня опорой и поддержкой. Только с ней я могла поговорить о Роберте. Она выслушивала мои бессвязные мольбы и стенания, она утирала мне слезы. Наша дружба окрепла именно тогда, когда Лилия прятала меня от взглядов учителей, говоря всем, что «Софи плохо себя чувствует, ее укачало» или «она отравилась и не будет ужинать со всеми».
Помня о своей несчастливой первой любви, она всячески поддерживала меня и успокаивала.
– Все пройдет, ты забудешь его, – шептала она ласково.
И тут я вспыхнула.
– Почему я должна его забыть? – спросила тихо. – Я не хочу его забывать!
– Но ведь он не дворянин, – пробормотала Лилия осторожно, – он не пара тебе…
– Почему не пара? – нахмурилась я. – Оставь эти средневековые предрассудки, Лили. Сейчас другое время. Мы живем почти в двадцатом веке. Я выйду за него замуж. (Впервые я озвучила эту идею (и самой себе в том числе), и она показалась мне очень естественной.) Моя любовь обязательно будет счастливой! Ведь это так правильно – выйти замуж за любимого человека.
Лилия скептически на меня смотрела, но молчала, боясь обидеть.
– Окончу школу и выйду замуж за Роберта, – окончательно подвела черту в разговоре. – Остался всего год. А пока… Буду писать письма.
Приняв решение относительно своей будущей жизни, я немного успокоилась. Нужно только год потерпеть, и я буду с ним. Мы обязательно поженимся. И будем счастливы.
* * *
Началась учеба. Как можно сосредоточиться на склонениях, когда в ушах еще звучит хриплый шёпот «Люблю тебя»? Приходилось с трудом брать себя в руки, заставляя пальцы бегать по клавишам фортепиано, а память выискивать правильные глаголы и формулировки. Постепенно я вошла в обычный ритм школьной жизни и перестала рыдать по ночам в подушку. Особенно после того, как начали приходить письма.
Они приходили пачками. Почти каждую неделю. Учителя неодобрительно косились, но я объяснила, что переписываюсь со студентом Кембриджа, мы обмениваемся научными работами и лекциями по естествознанию.
Иногда письма приходили на адрес Лилии, и она со смешком передавала мне конверты. Они стали моей отдушиной и успокоением. Ими я жила и дышала. По двадцать-тридцать раз перечитывала каждое, смаковала каждое слово, каждую фразу, заучивала наизусть. И писала ответы…
«Как сильно я люблю тебя! Люблю твою улыбку, твои глаза и губы. Твою чистую душу, искренний смех. Как же я тоскую по тебе, Софи, милая моя Софи. Не могу ни на чем сосредоточиться. Люблю как безумец, как сумасшедший, как дикарь. Хочу сделать тебя своей, только своей, навеки. Стоит мне посмотреть на звезды – и я вспоминаю тебя и как мы смотрели на них вместе. Приходит ночь – и я мечусь как зверь в клетке, не имея возможности повидать тебя. Закрываю глаза и вижу твое прекрасное лицо. Я тоскую и медленно умираю. Боюсь, когда мы снова встретимся, ты меня не узнаешь, так я похудел».
«Я узнаю тебя с закрытыми глазами. Мое сердце узнает тебя. Больше всего на свете я хочу тебя увидеть. Я рисую тебя каждый день. На уроках за партой и каждый вечер в своей комнате. Я рисую тебя во сне и наяву. Лили смеется надо мной, говорит, что в моей комнате твоих портретов больше, чем оставшихся чистых листов в тетрадках».
«Люблю. Люблю. Люблю. Готов повторять это бесконечно. Ты будешь смеяться, но мне даже легче стало, когда я написал слово «люблю» раз пятьсот. Исписал три листа бумаги одним-единственным словом… Я сумасшедший…»
«Тогда и я сошла с ума! Пришли мне эти листы. Я буду перечитывать их перед сном, когда тоска начнет окончательно поглощать меня. Думаю, лучшей книги мне не найти и во всей школьной библиотеке…».
«Все, что делаю, я делаю для тебя. Все, что мне интересно, что я учу и мастерю, что придумываю и изобретаю – все для тебя. Только для тебя. Я хочу стать достойным тебя».
«Ты и так достойнее многих, Роберт. Ты самый достойный из всех, кого я знаю. И я люблю тебя не за твои достоинства или ум. Пусть ты и не станешь знаменитым, я все равно буду любить тебя».
«Я не смогу ждать год, до начала каникул, я приеду к тебе между семестрами. Пусть на один день, но я больше не могу жить, не видя тебя. Буду двадцатого ноября. С вокзала пришлю телеграмму на имя Лилии».
