белого здания, стоящего на берегу какого-то водоема.
― И что это? ― нахмурился Тима, опираясь на мою руку, и присаживаясь на кровать.
― А это, золотые вы мои, самый лучший реабилитационный центр в Подмосковье! Ой, чего там только не делают! ― бабуля принялась загибать пальцы. ― И сердечников лечат, и инвалидов-колясочников на ноги ставят, и геморрой, и запор, и ухо-горло-нос! ― посмеялась бабуля и закашлялась. ― В общем, ребятушки, доктора там с золотыми руками. Нет ― с брыллиантовыми! ― воскликнула Раиса Евгеньевна. ― И мы отправляемся туда на следующей неделе. Нас там ждут, я уже обо всем договорилась, протесты, отговорки не принимаются, ― сердито взглянула она на Тимура.
― Как неожиданно… ― криво улыбнулась я. ― Получается, я тоже еду?
― Ну естественно! ― усмехнулась бабуля, как будто я сморозила глупость. ― Как же он там без тебя? Да и к тому же, твои нервишки надо бы тоже маленько подлечить. Сколько ты тут в этой больнице бессонных ночей провела? Вот-вот! Так что, рыба моя, едешь с нами, восстанавливаться, ― решительно заявила она и, с трудом выпрямив плечи, добавила: ― Мне тоже курс хорошего массажа не помешает. А то спина что-то совсем как у больной старухи стала. А я ведь скоро снова стану бабушкой. А потом и пробабушкой, глядишь, ― хитро взглянула она на нас. ― Так что, силушки мне еще пригодятся! ― широко улыбнулась бабуля и достала из сумочки курительную трубку.
― До скорой встречи, целую в плечи! ― подмигнула она и скрылась за дверью.
― Ты не рад? ― присев на кровать рядом с Тимой, спросила я и взяла его за руку.
― Рад… ― безучастно ответил он и выдавил на лице что-то похожее на улыбку.
― Тим… вздохнула я, обняв его. ― Я знаю, что ты не можешь перестать думать об этом, но… сам подумай, как он мог выжить? Он что, бессмертный по-твоему?
С того момента, как нам сообщили, что машину Трояна нашли в реке в шестидесяти километрах от Москвы, Тима не находил себе места.
― Тась, тогда ответь на вопрос: почему он ехал именно в сторону Солнечногорска? Почему именно к Клязьме, которая почти не замерзает зимой? Почему его тачку не нашли в Москва-реке, например? Или в какой-нибудь другой, которая покрыта льдом? Не знаешь? А я догадываюсь. Потому что ему было нужно, чтобы все считали, что его тело унесло течением! Чтобы все считали его мертвым! ― снова твердил свое Тимур.
Я устала с ним спорить на эту тему и уже даже не пыталась отстоять свою точку зрения. Точнее, не только свою, но и родителей, и следователя, и криминалистов и так далее и так далее.
В машине Трояна было разбито стекло со стороны водителя, через которое он выбрался из машины, но… на улице стоял февраль… Вода ледяная… Выжить было просто невозможно. К тому же, должно быть, он был мертвецки пьян, так как в машине нашли почти пустую бутылку коньяка. В Клязьме зачастую гибнут рыбаки, которых точно так же не могут потом найти, но Тимура было сложно переубедить, и я отступила.
Для меня важнее было то, что его смогли поставить на ноги. Три недели он был прикован к кровати. Массажи, гимнастика, куча процедур, уколы ― каждый его день был расписан буквально по минутам. И только несколько дней назад ему разрешили начать потихоньку ходить.
Я практически прописалась в больнице, почти всегда была рядом с ним. И в тот момент, когда он пришел в себя, я поддерживала его, насколько это было возможным. День за днем старалась отвлечь его смешными историями, включала прикольное видео на моем мобильном, кормила с ложки, читала в полголоса книгу, когда он засыпал, переодевала его, мыла, скармливала ему таблетки строго по расписанию.
А потом началась гимнастика…
Сначала доктор разрабатывал его конечности, потом я под присмотром доктора, потом самостоятельно. Я быстро освоила весь комплекс упражнений, составила график и изо дня в день заставляла Тимура двигаться.
«Ты учишься в медицинском?» ― однажды спросила медсестра, наблюдающая за нашей гимнастикой». И сильно удивилась, когда я ответила, что налепить пластырь на рану ― это все, что я умела до недавних пор.
Знаете, оказывается, все ж таки в организме человека есть резерв слез. Я выплакала их все до одной капельки, и с тех пор, как Тимур впервые заговорил со мной, я больше не проронила ни одной слезинки. Я знала, что сейчас ему нужна сильная Тася, а не нюня, жалеющая его и размазывающая сопли по щекам. Хватило ему слез бабушки, которая приехала в Москву спустя неделю после того, как его сбили. И первым делом, войдя в палату, заявила:
― Я так и знала, что с моим Тимуркой что-то стряслось! Так и знала! ― бабуля приложила руку к сердцу и прослезилась. ― Ну, потому что не может мой любимый внук не брать трубку целую неделю! Он просто не мог бы себе позволить такой наглости! Правда, рыба моя? ― Бабуля взяла Тиму за руку и покачала головой. ― А эти двое, Сашка с Русланом, закормили меня лапшой! То Тима на тренировке и телефон не слышит, то он спит, то в душе! Ага! Решили, что я дура старая и поверю во все эти сказки! Пришлось брать билет и мчаться в Москву к тебе на выручку, милок ты мой, ― бабушка поцеловала Тиму в щеку, оставив след от красной помады, и матюгнулась на тесный халат, который ей выдали медсестры.
Я обожала ее. Когда она приходила, то в палате тут же разряжалась обстановка, все начинало обретать другие очертания, нам всем становилось легче.
А вот с Катей ситуация была куда сложнее…
Папа сообщил ей о случившемся только через три дня, когда Тимуру сделали все необходимые операции и вывели из искусственной комы. Катя к тому моменту извелась, постоянно пытала нас, где Тимур, подозревала, что мы от нее что-то скрываем.
Папа как мог оттягивал время. У него язык не поворачивался сказать ей, что Тима в коме. Пусть в искусственной, но все были уверены, что одно слово «кома» сведет ее с ума. Поэтому, как только Тимур пришел в сознание, папа сообщил ей, что все страшное уже позади, операции прошли успешно и жизни Тимура уже ничего не угрожает.
Катя, конечно, все равно сильно перенервничала, но, слава богу, обошлось без последствий.
В тот день Тима звонил ей при мне. И наверное,
