Вернулся к комнате Хелены, постучал.
— Какого тебе ещё чёрта? — зло откликнулась она, но дверь открыла. — Неужели передумал?
— Сколько ты получаешь за сотрудничество с нами?
— Какое тебе дело? — насторожилась девица. — Я свои договорённости выполняю в полном объёме!
— Я буду платить тебе столько же сверху, за то, чтобы ты держалась от меня подальше. И, судя по счетам в коридорной тумбочке, предложение тебе очень даже актуально.
Она растерянно молчала, Гордеев кивнул:
— Вот и хорошо. С этого момента инициатива всегда и везде только за мной. Я сам знаю когда и что делать, а ты просто выполняешь. Без самодеятельности. Доброй ночи.
— Я не понимаю, что не так? — крикнула ему в спину Хелена. — Если мы всё равно живём вместе, если нам всё равно изображать отношения, то почему бы не пользоваться моментом?
Гордеев остановился. А действительно — почему нет-то? Что его держит? Тем более, что тело реагирует более чем банально.
Как-то не к месту вспомнился вдруг Бадрун с его обетом. Двадцать лет молчания, всегда и везде, без свидетелей и контролёров, а только потому что для него самого это было важно.
— Просто… — Сердце вдруг заколотилось, словно ему вкололи лошадиную дозу адреналина. Наверное, такие по-детски наивные, но глубокие по сути решения свойственны тем, у кого кроме надежды на чудо не осталось больше вообще ничего. Вот пусть так и будет — обет в обмен на чудо. И если он, подобно отшельнику, выдержит аскезу воздержания до самой встречи со Славкой, как бы долго ни пришлось ждать, то, когда они наконец встретятся, совершенно точно окажется что для них ничего ещё не потеряно. И сын его. Кровный! — Просто дома, в России, у меня есть любимая женщина и ребёнок. И они меня ждут.
— И что? — возмутилась Хелена. — Причём тут они там, если не известно насколько всё это затянется здесь? И при этом я даже не могу завести любовника вне нашей долбанной пары! И что прикажешь делать?
— Ну… Купи вибратор, — пожал плечами Гордеев и, круто развернувшись на здоровой пятке, пошёл к себе. — Только бесшумный, пожалуйста.
— Ладно, чёрт с тобой… Я беременна!
— То есть? — замер Гордеев. Обернулся. Хелена смотрела на него со злым вызовом, но по тому, как нервно стиснула себя руками, было понятно — не врёт.
— Та-а-ак… И кто отец?
— Никто. Один придурок из прошлой жизни. Так получилось, мы случайно переспали, я не планировала. И тем более не думала залетать. Но уже второй месяц пошёл, скоро станет заметно.
— Придурок в курсе?
— Смеёшься? Нет конечно!
— А куратор?
— Нет. Я тебе первому сказала. Но это же не помешает моей… работе, правда? Ну подумаешь ребёнок, мы же типа настоящая пара! Это, наоборот, только нам на руку!
— Знаешь, Хелена… — закипая, прорычал Гордеев. — То, что мы типа настоящая пара не значит, что ты можешь вешать на меня чужого ребёнка. А ты именно это и собиралась сделать, так ведь? Потому что, вопреки всем инструкциям, имела связь на стороне в период уже текущей операции и теперь тупо испугалась, что тебя отстранят и прекратят платить. Так?
А она лишь фыркнула и захлопнула перед его носом дверь. С-сучка.
Но надо отдать Хелене должное, её пробивная, местами беспардонная натура, хотя и донимала лично, но играла на руку Делу. Первая «случайная» встреча Гордеева с одним из нужных людей произошла уже через две недели после переезда из реацентра. Затем был второй и третий человек.
Фигуранты эти хотя и занимали хорошие должности и были полны чувства собственной значимости, но, по сути являлись мелкими, падкими на лесть и корысть сошками.
Череда встреч за стаканчиком виски, пьяные разговоры о политике, Гордеевские остро-негативные, замешанные на личной жгучей обиде высказывания в адрес России и её правительства, пара-тройка «слитых» фактов из работы своей бывшей конторы… и на него обратили внимание. В компании стали появляться другие «случайные» люди, которые вели разные «случайные» разговоры на «случайные» темы. Гордеев понимал — процесс пошёл, и теперь его проверяют и прощупывают, наводят справки. И сейчас крайне важно было окончательно стать своим. В доску. Любой ценой…
Поэтому, по директиве из Конторы, в конце лета состоялась маленькая, узким кругом, свадьба Гордеева и Хелены, на которую были приглашены лишь парочка её подруг и почтенные семейства фигурантов. Потом начались все эти семейные вылазки на барбекю, гольф на заднем дворе частных домовладений, пешие и конные прогулки в пригороде. Улыбочки, сюсюканье и необходимость улыбаться и сюсюкать в ответ.
Так минуло лето и осень. И как же Гордеев устал! Иногда выть хотелось от невыносимости этого болота! В происходящем не было хитрых ходов, концентрации внимания и опасности. А чтобы двигаться по цепочке дальше в схему, нужно было просто быть одним своих добрых знакомцев и терпеливо ждать нужного часа, день за днём растрачивая себя на тех, от кого тошнило.
…А в это время, где-то там, за тысячи километров отсюда, жила Славка с малышом — его любимая птичка и её птенчик, которого Гордеев упрямо ощущал своим. Он дико скучал, переживал за них и постоянно видел во снах, и только это было единственным просветом в засасывающей его трясине.
В январе двадцать первого года Хелена родила мальчугана, и по легенде он был сыном Гордеева, со всеми вытекающими в виде игры в папашку на публику. Что ж… Это раздражало, но не было самым худшим, учитывая, что сам Гордеев вошёл в очередную фазу операции, когда им наконец-то заинтересовались действительно большие люди.
Ещё полгода дотошных проверок, полной изолированности от любых внешних контактов, осторожных подкатов и выверенных предложений… и вот, к концу лета, его наконец-то «завербовали» С этого дня Гордеев окончательно стал «предателем», и сука-жизнь в любой момент могла вывернуть так, что для родной страны он предателем бы и остался. Навсегда.
Потекла другая жизнь, хождение по краю. Люди, окружающие Гордеева теперь, разительно отличались от тех придурковатых исполнителей, с которых началось его внедрение. С этими недостаточно было просто побухать и похаять Россию-матушку, чтобы сойти за своего. Эти фильтровали базар и требовали конкретики, отчего Гордееву приходилось постоянно и всюду лавировать, в каждом их действии и слове подозревать подвох, контролировать каждый свой вздох и слово, думать исключительно на английском и даже видеть английские сны — во избежание смысловых разночтений. И это было уже далеко не болото.
Единственная редкая связь с Конторой происходила теперь исключительно через «любимую жену» Хелену, простую владелицу салона по общипыванию высокопоставленных мудей. Всё-таки Бирюков молодец, и это изначально было большой удачей, привлечь к сотрудничеству именно её — сточки зрения и конспирации, и наличия неформальных связей.
В таком диком напряжении прошёл сентябрь, а за ним и октябрь, открывший перед Гордеевым очередную дверь — теперь большую часть времени он находиться на Западе страны, в закрытом исследовательском центре, где его готовили к биологической диверсии на территории России. Учили смешивать некие жидкие компоненты и при помощи подручных средств обеспечивать выращивание патогена в бытовых условиях. Спустя две недели после посева в специальном контейнере, патоген нужно было доставить на точку и залить в вентиляцию какого-то крупного торгового центра. Адрес, схему воздуховодов и план помещения Гордеев должен был получить уже на месте.
Одновременно с этим, он проходил обработку и по «повышению личной мотивации», а по-русски говоря — подвергался промывке мозгов. Для своих хозяев он был лишь пешкой, фанатичным врагом своей бывшей Родины и её правящей верхушки. Жертва усиленной антироссийской пропаганды. Зомби с полным отсутствием критического мышления. Универсальный солдат, умеющий и убивать, и выживать, и готовый везти смертельную заразу даже в собственном теле — лишь бы послужить делу уничтожения ненавистного народа.
Тут-то Гордееву и пригодились в полной мере долгие часы занятий с Доком — по программам НЛП и общей психологии. По больше части он видел, как с ним работают, понимал какие используются приёмы и какую ответную реакцию ждут. И подыгрывал. Но было и что-то такое, что он упускал, и лишь замечая в себе какие-то изменения, пытался справиться с ними самостоятельно — на чистой логике и опыте.
