Сотрясаясь всем телом, я молила: «Не останавливайся», – но Гейдж отвечал: «Еще рано» – и опустился на меня. Он проник в меня двумя пальцами и, не вынимая их, припал ко мне в поцелуе. В свете ночника его черты, измененные страстью, обрели суровость. Он слегка продвинул пальцы вглубь, и моя плоть крепко сжалась вокруг них, я выгнулась, стремясь удержать их в себе, желая, чтобы хоть какая-то его частица оставалась в моем теле. Вновь и вновь с моих губ срывалось имя Гейджа, но я не умела выразить, что готова ради него на все, что мне, кроме него, ничего больше не нужно, что он – слишком много, чтобы можно было это вынести.
Гейдж протянул руку к ночному столику и стал рыться в своем бумажнике. Я выхватила у него из рук блестящий пакетик и так рьяно бросилась помогать ему, что в итоге только мешала. В ответ раздался приглушенный смешок, хотя мне казалось, что в этом нет ничего смешного. Я была в горячке, он довел меня до сумасшествия.
Распаленное тело Гейджа было более холодным, более сдержанным и инертным, чем бушующее во мне пламя. Он чутко реагировал на каждое мое, даже незначительное, движение и каждый звук, его губы проникали в тайны моего тела, а руки нежно осваивали все новые и новые его территории, пока наконец не осталось ни единой частички меня, на которую он не предъявил бы свои права. Он раздвинул мне ноги и глубоко вошел в меня, вбирая своими губами мои всхлипывания, не переставая шептать: «Ну-ну, детка, тише, тише». И я приняла его в себя всего без остатка, ощутив всепоглощающее и незабываемое наслаждение. С каждым толчком влажная гладкая плоть все ближе и ближе подталкивала меня к развязке. «Ох, Боже мой, да, да, прошу тебя». Я хотела быстрее достигнуть кульминации, но дисциплинированный, железный Гейдж продолжал двигаться в том же ритме и с той же ужасающей неторопливостью. Уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, он царапал ее своей щетиной, и это так возбуждало, что с моих губ сорвался стон.
Я неосознанно положила руку на его извивающуюся спину и, скользнув вниз к его ягодице, сжала крепкие мускулы. Не останавливаясь и продолжая свои размеренные движения, он поднял одну за другой мои руки за запястья вверх и пригвоздил их к кровати, накрыв своими губами мои губы.
Где-то на задворках моего сознания мелькала лишь одна более-менее здравая мысль – что в беспрекословном подчинении, которого он от меня требовал, есть нечто неправильное, – зато облегчение, полученное мной, не передать словами. Я полностью подчинилась ему, и мое сознание погрузилось во тьму и покой. В тот миг, когда я напрочь отринула от себя все сомнения, меня захлестнула первая волна наслаждения, и каждая последующая была более могучей, более продолжительной, чем предыдущая. Мои бедра почти приподняли Гейджа. В ответ он предпринял более сильный натиск, вновь прижимая меня, чтобы я сладостными спазмами своей плоти помогла его собственному освобождению. Я достигла оргазма, который длился, длился и длился. Казалось просто невероятным, что человеку доступно такое.
Обычно после секса наступает разъединение – во всех смыслах. Мужчины, отвернувшись, засыпают, женщины бегут в душ, чтобы уничтожить улики. Гейдж, напротив, долго не отпускал меня – теребил мои волосы, что-то нашептывал на ухо, покрывая мое лицо и грудь легкими поцелуями, обтирал меня теплым влажным полотенцем. Казалось бы, я должна была обессилеть, но я вместо этого чувствовала в себе такой заряд энергии, будто по моему телу бежало электричество. Какое-то время я еще заставляла себя лежать в постели, но когда стало совсем невмоготу, вскочила и надела платье.
– Стало быть, ты одна из тех, – сказал Гейдж, с насмешливым интересом наблюдая, как я собираю и складываю наши разбросанные вещи.
– Одна из кого? – Я остановилась, с восхищением глядя на его длинное, едва прикрытое белой простыней тело, на его мускулы, которые заиграли, чуть он приподнялся на локте. Мне очень нравились его взлохмаченные мной волосы, спокойный изгиб его губ.
– Одна из тех женщин, которые после секса чувствуют прилив энергии.
– У меня никогда раньше после секса не было никакого прилива энергии, – сказала я, аккуратно складывая одежду на стул. Однако, посмотрев на себя со стороны, я покорно признала: – Сейчас, правда, у меня такое чувство, будто я могу пробежать десять миль.
Гейдж улыбнулся:
– Есть у меня кое-какие мысли насчет того, как тебя утомить. К сожалению, я не предполагал такого развития событий, как сегодня вечером, а потому имел при себе только один презерватив на случай ЧП.
Я присела на краешек кровати.
– А я ЧП?
Он привлек меня к себе и перевернулся на спину, так что я оказалась распростертой на нем.
– С самой первой минуты, как только я тебя увидел.
Улыбнувшись, я поцеловала его.
– А знаешь, ведь у тебя есть презервативы, – сообщила я. – Я нашла несколько штук в ванной, когда раскладывала здесь свои вещи. Но я не решилась вернуть их тебе, это было бы как-то неловко. Поэтому я просто оставила их лежать там, где они лежали. Так что мы с тобой все это время делили один ящик.
– Мы, значит, все это время делили ящик, а я об этом ни сном ни духом?
– Теперь можешь получить свои презервативы назад, – великодушно предложила я.
Его глаза заблестели.
– Благодарю вас.
Этой ночью обнаружилось, что я вовсе не бездарна в постели и более того – я самый настоящий феномен. Чудо природы, как выразился Гейдж.
Мы распили бутылочку вина, вместе приняли душ и снова занялись любовью. Наши поцелуи были ненасытны, будто мы целовались впервые. К утру мы с Гейджем Тревисом прошли почти всю азбуку распутства. По меньшей мере в девяти штатах наши упражнения сочли бы противозаконными. Казалось, не существовало ничего такого, что не нравилось Гейджу или что он не желал бы делать. Он был на редкость терпелив и ко всему подходил с такой основательностью, что я в итоге чувствовала себя так, будто меня разобрали на части и собрали по-новому заново.
Усталая и удовлетворенная, я уснула, свернувшись калачиком у Гейджа под боком, и открыла глаза, когда в окно стал пробиваться слабый, бледный утренний свет. Я почувствовала, как Гейдж рядом зевает, ежась и потягиваясь. Все казалось слишком чудесным, чтобы быть правдой, – и тяжелое мужское тело рядом, и легкая саднящая боль, и ломота во всем теле – напоминание о ночи любви. И рука, легко покоившаяся на моем голом бедре. Я вдруг испугалась, что он сейчас исчезнет, мой нежный любовник, совсем недавно обладавший мной, а на его месте окажется тот чужой и далекий мужчина с холодным взглядом, которого я когда-то знала.
– Не уходи, – прошептала я, взяв его за руку и крепче прижимая к себе.
И тут же почувствовала в теплом со сна изгибе своей шеи его расползающиеся в улыбке губы.