Рейчел сообщила, что они купили квартиру в ее любимом районе.
— Потрясающе! И вы собираетесь в свадебное путешествие? — Я вспомнила о поездке на Гавайи, но решила не поддаваться негативным эмоциям.
— Да. Сегодня вечером мы улетаем в Италию.
— Это здорово! Рада, что застала тебя.
— Да, я тоже рада!
— Надеюсь, вы хорошо проведете время. Передай Дексу мои поздравления. Ладно?
Она пообещала, что передаст. Потом мы поздравили друг друга еще раз и попрощались. Я положила трубку и взглянула на Итона сквозь слезы. Так всегда бывает, когда проходишь через тяжелое испытание.
— Я собирался тебе сообщить, — начал оправдываться он. — Но не хотел тебя расстраивать, ведь вчера был не совсем подходящий день для такой новости… И, кроме того, я подумал, что Рейчел должна сама тебе все рассказать.
— Все в порядке. Со мной все в полном порядке. Полагаю, что тебя тоже приглашали на свадьбу?
Итон кивнул:
— Да. Но я не собирался ехать.
— Почему?
— Думаешь, я смог бы тебя оставить?
— Смог бы.
Он сердито потряс головой:
— Ни за что!
— Она тебе ближе, — сказала я, возможно, пытаясь понять, насколько он близок мне. Кроме того, я чувствовала себя виноватой: Итон пропустил свадьбу лучшей подруги из-за меня.
— Ты мне ближе, — возразил он.
Я улыбнулась. Я вовсе не чувствовала себя победительницей и ощущала только невероятную любовь к Итону. Интересно, чувствует ли он то же самое — или это всего лишь дружеская привязанность?
— Только подумай, что я мог бы пропустить! — воскликнул Итон, глядя на Джона и Томаса.
Я подумала об этих двух событиях — рождении моих детей и свадьбе Рейчел, — которые произошли почти одновременно по разные стороны Атлантического океана, и сказала:
— Поверить не могу, что это случилось в один и тот же день.
Итон кивнул:
— Если честно, я тоже.
— Теперь точно не забуду, когда у них годовщина свадьбы.
Мы с Итоном обнялись, и я снова заплакала.
Когда меня выписывали из клиники, Джеффри зашел навестить нас. Он пожал руку Итону, поцеловал меня в щеку и восхитился детьми.
— Какой славный парень, — сказал Итон, когда Джеффри ушел.
— Да, он мог бы получить премию «Экс-бойфренд года», — сказала я, подумав, что как бы ни был хорош Джеффри, но я правильно сделала, расставшись с ним. Тот факт, что наш роман столь безболезненно превратился в дружбу, был тому очередным подтверждением.
Я надела свитер, который Итон подарил мне на Рождество, а он завернул Джона и Томаса в одеяльца Рейчел и протянул мне обоих детей — по одному в каждую руку. Потом собрал вещи, которые были разбросаны по всем углам.
— Мне не хочется уезжать, — сказала я.
— Почему?
Я попыталась объяснить, почему мне так хочется навсегда остаться в больнице, среди медсестер и врачей, которые заботятся обо мне и моих детях. Я завидовала женщинам, которые только собирались рожать, и сказала Итону, что согласна снова пройти через то же самое, только бы провести в клинике еще несколько дней.
Итон уверял, что мне не о чем беспокоиться.
— У нас все будет хорошо. Вот увидишь!
Это слово — «мы» — поддерживало меня в течение самых первых, ужасных, дней и недель, когда я пугалась, что мои дети вдруг перестанут дышать; что я случайно утоплю их во время купания; что у меня пропадет молоко — и так далее и тому подобное. В довершение всего оно помогало мне выдерживать мучительные бессонные ночи. Частенько родители одного ребенка жалуются на недосыпание, но представьте себе кошмарную череду пробуждений, кормлений и пеленаний, когда у вас двойня! Короче говоря, я поняла, почему лишение сна всегда было самой страшной пыткой, применяемой к политзаключенным.
День не приносил облегчения. Стирка, кухня, счета — все это накрывало нас с головой. Еда заканчивалась быстрее, чем когда-либо, и нам приходилось питаться какими-то залежалыми консервами, потому что тащиться в ближайший магазин сил уже не оставалось. Были дни, когда мы не снимали пижам и до полудня не чистили зубы. И уж конечно, у меня не хватало времени на то, чтобы накладывать макияж, делать прическу или хотя бы смотреться в зеркало, кроме разве, что нескольких беглых, исполненных ужаса взглядов на свои всклокоченные волосы, запавшие глаза и лишние шесть килограммов на талии.
В общем, это была не самая подходящая ситуация для развития романа, но тем не менее между мной и Итоном установилась неразрывная связь, и это было очевидно в каждой мелочи. «Любовь как действие» — так часто говорила Рейчел. Любовь, которая придавала мне терпения, преданности и сил. Любовь, которая наполняла меня ощущением собственного совершенства, чего я никогда не испытывала в своем гламурном прошлом.
Внешне мы с Итоном оставались «всего лишь друзьями». Эти три слова преследовали меня, особенно когда он иногда уходил, чтобы провести время с Сондриной. Она все еще оставалась его девушкой. А я была всего лишь его подругой. Конечно, мы были друзьями, которые обменивались нежными взглядами и спали в одной постели, что само по себе было весьма сексуально, но я боялась, что мы никогда не преодолеем этот опасный рубеж и не станем настоящей парой. У нас не будет прочных отношений. В ночных кошмарах мне снилась трагическая развязка: Итон женится на Сондрине, а я возвращаюсь в Нью-Йорк с Джоном и Томасом. Я просыпалась в холодном поту и плакала, думая о том, что мне придется провести остаток жизни в раздумьях, как хорошо было бы нам вдвоем, если бы один из нас сделал первый шаг.
Однажды, в конце апреля, когда мы с мальчиками, как обычно, гуляли по Холланд-парку, Итон торжественно объявил, что накануне вечером, за устрицами в ресторане «Бибендум», он порвал с Сондриной. Я почувствовала невероятное волнение — это был мой шанс. И тут же между нами возникла какая-то неловкость. Последнее препятствие исчезло, но что теперь делать?
Я нервно рассмеялась и поддела его:
— Есть что-то странное в том, чтобы объявить о разрыве за устрицами, тебе не кажется?
— Ну, — сказал Итон, глядя на дорожку, — я всегда был оригинальным… ты же знаешь.
Эти слова — «ты же знаешь» — были полны какого-то скрытого смысла, и потому я еще больше забеспокоилась и продолжила светскую беседу, заговорив о том, когда можно есть устрицы, а когда нет.
— Это были скальные устрицы, которые можно есть весь год. Но все равно спасибо за предупреждение, — сказал он и с напускной беззаботностью зевнул.
— Всегда пожалуйста, — ответила я, пока мы огибали лужайку для крикета. Прошла бесконечная минута, и молчание стало невыносимым. — И как ты себя чувствуешь? — наконец спросила я, осторожно подбирая слова. — После вашего разрыва?
