Однажды ты призналась мне, что исповедуешь философские взгляды, которые можно выразить словами: «Следуй за своим вдохновением»… Я знаю, что без тебя я утрачу и то вдохновение, которое так озаряло мою жизнь. Но от всей души надеюсь, что оно не оставит тебя.
Джимми».
Элеонора почувствовала, что у Джесси что-то неладно. Вот уже несколько недель от нее не было никаких известий. Но неприятности в собственной семье так угнетали Элеонору, что она не сразу обратила на это внимание.
Весь мир был против нее. Люк по-прежнему молчал, держался напряженно. Порой это доходило до абсурда. Если ему что-то надо было сказать Элеоноре, он обращался к маленькому Ясону: – Передай маме, что я сегодня вернусь поздно, пусть она оставит мне холодный ужин.
– Она сидит здесь. Скажи ей сам. – Резкость и грубость были не в характере Ясона. Он всегда был отзывчивым и доброжелательным. Отчуждение, возникшее между родителями, угнетало его и действовало не самым лучшим образом. Прошлой ночью он заснул в слезах. Элеонора делала все возможное, чтобы успокоить его.
– Не перекладывай это на его плечи, – попросила она мужа. – То, что я сделала – это моя вина. Только моя вина и ничья больше, и я сама буду за нее расплачиваться.
Она надеялась, что хоть мать не будет такой непримиримой и упрямой. И даже подумывала о том, чтобы позвать ее сюда, пусть поживет с нею некоторое время. Люк не стал бы возражать. Правда, иной раз она ощущала, что он недолюбливает тещу. Его отец умер довольно молодым, мать вышла замуж второй раз и уехала на север в Буффало. Вот почему он не очень радовался приездам Ханны. К визитам собственной матери он относился с еще меньшим восторгом.
Ей не хотелось ни о чем говорить с Рейчел. Та непременно воскликнула бы: «Я же тебе говорила, что Люк не самая подходящая кандидатура на роль твоего мужа!» Но дело даже не в этом. Рейчел способна была вызвать полицейский эскорт, чтобы препроводить ее в лабораторию, провести анализы и бог знает что!
И Рейчел и Ханна всегда считали свое мнение единственно верным. Но почему она так растерялась? Почему позволила загнать себя в угол? Теперь уже ничего не вернуть. После того как беременность перешла за шесть месяцев, начались неожиданные боли, какие-то толчки, нечто, похожее на схватки… «Господи, – молила Элеонора, – пусть с ребенком все будет хорошо».
Теперь она начала ощущать: то, что до недавнего времени она и сама считала упрямством, постепенно превращалось в твердость. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Ребенок жив. И он становится с каждым днем все больше и больше. Если обратиться к докторам, они сделают так, что ей придется отказаться от своей мечты.
Но все-таки кое-какие симптомы начали беспокоить ее. Она слышала, что женщины в таких случаях принимают гормональные препараты, может быть, и ей следовало бы попить какие-нибудь таблетки? Она думала об этом уже несколько дней, ласково и нежно поглаживая живот и напевая так, как будто баюкала ребенка.
Джесси – вот кто ей был нужен больше всех. Но, видимо, ее сестра с Джимми отправилась в путешествие по островам на небольшой яхте – как они и собирались. И, конечно, на пустынных островах нет почты и телефона. А может быть, отправились в центральную часть своего острова, разведать его как следует. Вот почему она не сразу решилась набрать номер телефона на Гелиосе. Оператор, соединявший их, сказал, что линия в порядке и не занята. «Боже, сделай так, чтобы она в это время была дома». Ей так необходимо было поговорить с сестрой.
– Алло!
– Элеонора? – Голос Джесси звучал так отчетливо, словно она находилась в соседней комнате. Но голос Джесси не был ее голосом. Он не вибрировал, как обычно, он не был полон воодушевления. Такое впечатление, что она чувствовала себя одной в целом мире. И единственный человек, с которым она могла говорить, – это была ее сестра. Элеонора готова была отдать руку на отсечение, что там что-то произошло. Что? Просто нервы или более серьезное?
– У тебя очень странный голос. С тобой все в порядке?
– Ты звонила мне?
– Всего пару раз, но решила, что ты с Джимми уехала путешествовать по островам.
Последовала пауза, а потом голос Джесси перешел в шепот:
– Я была здесь. Просто не могла отвечать по телефону. Я совершила ужасную ошибку, Элеонора. – Чувствовалось, что она готова разрыдаться. Это еще больше испугало Элеонору. – Он бросил меня, этот негодяй. Его жена прилетела из Аргентины, и этот сукин сын единственное, что сумел сделать, – оставить мне записку о том, что «очень сожалеет об этом». Он пытался превратить все в шутку. Хитрожопый дурак.
Голос Джесси сорвался, и они обе неожиданно для себя засмеялись. Эти слова в устах Джесси впервые прозвучали, когда она пришла из детского сада. И чем больше взрослые возмущались, тем громче она повторяла эти слова. Все это продолжалось до тех пор, пока Ханна однажды не взяла мыло и не вымыла ей рот. Но хотя потом она никогда не говорила этих слов при взрослых, – они остались как бы их собственным паролем, паролем клуба, членами которого были только они вдвоем.
– Но тогда почему ты все еще там?
Последовала еще более долгая пауза. Такая длинная, что Элеонора забеспокоилась – не оборвалась ли связь.
– Джесси? Где ты? Джесси!
– Все в порядке. Я здесь. И я здесь одна. Мне надо выполнить заказ, который мне дал журнал «Харперс Квин». Неизвестный рай. А еще, сказать по правде, мне очень нравится здесь. Джимми предложил мне оставаться столько, сколько я захочу.
– Как любезно с его стороны.
Сарказм, прозвучавший в голосе сестры, заставил Джесси тихо засмеяться. Слыша так близко родной голос, Джесси испытывала желание прикоснуться к сестре, обнять ее, прижаться к ней. Но она продолжала объяснять ровным голосом:
– Мне нужно время, чтобы все обдумать и решить, как я буду жить дальше.
– Возвращайся домой. Мы так соскучились по тебе. И тогда все легче забудется.
– Нет. Мне надо вернуться в Лондон. Я должна продолжить свою карьеру. Редакторы и издатели ждут моих работ. Но мне так трудно вернуться, зная, что все будут сочувствовать мне.
– Господи, кому есть до этого дело?
Еще одна короткая пауза.
– Боюсь, что мне больше, чем кому-либо другому.
– Джесси…
– Ладно, хватит обо мне. Расскажи теперь о себе. Как ты?
– Как ты понимаешь, страхи еще не улеглись. Люк все еще отказывается говорить со мной о ребенке.
– Не относись к этому слишком серьезно.
– Сначала я так и собиралась. Но это слишком затянулось. Он спит на диване. Все самое необходимое, что ему надо сообщить мне, он передает через Ясона. И он так подавлен, что я не понимаю, каким образом могу вывести его из этого состояния.
