Дюк бросает взгляд через плечо, когда мы входим. Он в своем углу, окруженный Картером и остальными своими самыми верными лакеями. Я получаю несколько хлопков по спине. Парни, которых я никогда не встречал, говорят мне, что у меня все получится. Они тянутся за мной. В этом есть зловещая атмосфера поражения, и я не знаю почему.
— Ей. — Фенн трясет меня за плечи.
— Что бы это ни был за взгляд, избавься от него.
Я подавляю вздох.
— Я не думал, что придет так много людей.
— Ты шутишь? — Сайлас протягивает мне спортивный напиток, как будто электролиты могут что-то изменить. — Это самое большое событие, произошедшее с Сандовером с тех пор, как учитель Истории Европы был арестован за шпионаж.
— Ты их чемпион. — Лоусон предлагает мне порцию кокаина, который, я знаю, по-своему помогает.
Я отказываюсь.
Ухмыляясь, Лоусон забирает напиток у меня из рук, вместо этого подносит фляжку к моим губам и опрокидывает обжигающий глоток текилы мне в горло.
— Поверь мне. Ты не захочешь чувствовать то, что должно произойти.
— Сейчас или никогда, новичок. — Дюк срывает с себя рубашку и неторопливо выходит в центр зала, где толпа расступается перед ним. — Давай потанцуем.
— О, хорошо. На секунду я испугался, что это может привести к насилию.
— Этот рот тебя сейчас не спасет. — Он слишком взволнован этим, щеголяя самоуверенной улыбкой, ожидая меня на грязной бетонной плите. — Сделай шаг вперед или убирайся.
Фенн чуть ли не толкает меня вперед, желая напоследок удачи. Мне все равно никогда не нравились ободряющие речи. Они звучат как разговоры неудачников.
— Последний оставшийся в живых, — говорит мне Дюк. — Бой не закончится, пока один из нас не встанет. — Я знаком с этой концепцией, — сухо говорю я. — Мы собираемся говорить всю ночь? Я не взял с собой свой спальный мешок.
Он фыркает и качает головой.
— Мы могли бы быть друзьями, Шоу. — Я так не думаю.
Он пожимает плечами и делает шаг назад. Каждый из нас принимает боевую стойку, и когда кто-то кричит «Дерись!», мы оба выходим, размахивая руками.
Дюк наносит первый удар, потому что почти сразу же в моих ушах завывают сирены. Мое зрение сужается. Первые несколько секунд проходят как в тумане, и я не столько сражаюсь, сколько реагирую, работая в режиме полного самосохранения.
Парень сильно бьет. Я как-то забыл, насколько неприятен этот правый хук, но теперь все это возвращается ко мне. Тем не менее, я получаю много своих собственных ударов. Несколько из них заставляют его пошатнуться, один из них вскрывает порез на его щеке.
Блядь. Да.
Я хочу этого, я понимаю.
Я хочу выиграть это гребаное дело.
Когда адреналин бурлит в моих венах, я жестко набрасываюсь на него, отдавая ему все, что у меня есть. Я не позволю Дюку выгнать меня из Сандовера. Я не откажусь от Слоан.
Я не сдамся, и точка.
Я получаю еще один резкий удар, от которого его голова откидывается назад, вызывая одобрительные возгласы толпы. Но Дюк занимается этим уже давно, и он может выдержать удар. И он еще лучше умеет бросать мяч. Мой живот словно превратился в говяжий фарш, а один глаз почти заплыл, когда он подходит сверху с крестом, на который я натыкаюсь.
Ветер выбил из меня дух, я чувствую, как мое лицо скользит по полу. Мертвые листья, заляпанные кровью, прилипают к моей щеке. Я выплевываю красные капли под ноги толпе. Услышь их стоны и крики. Я пытаюсь выкарабкаться, но Дюк на мне, и мне некуда деваться.
Я беру себя в руки. Потому что именно здесь он ударяет меня черепом о бетон, и я просыпаюсь неделю спустя в больнице, вынужденный снова учить все цвета.
Но завершающего удара не последовало.
Тяжело дыша, с каплями пота на глазах, Дюк наклоняется надо мной, шипя мне на ухо, сжимая в кулаке мою рубашку.
— Во всем есть порядок. И так будет всегда. Проигравшие проигрывают. Я передам Слоан, что ты попрощался.
Ее имя в его устах делает это забавным. Я кашляю, обретая дар речи.
— Шестьсот тридцать две тысячи четыреста восемьдесят шесть долларов, — говорю я ему с кровавой зубастой улыбкой.
Дюк вздрагивает. Его измазанное грязью лицо нависает в нескольких дюймах от моего. — Что это, черт возьми, такое?
— Точный баланс банковского счета, на котором ты хранишь все свои средства от рэкета. — Я касаюсь языком открытого пореза на губе, который все еще распух и влажен от свежей крови. — Или так оно было раньше. Теперь он у меня. Примерно час назад.
— Чушь собачья. Ты трахаешься с моими деньгами …
Дюк отступает назад, чтобы ударить меня кулаком в лицо, но в ярости он отвлекается. Мне удается собрать достаточно сил для последнего всплеска энергии и использовать свои ноги, чтобы перевернуть его тело поверх моего, укладывая его на спину. Мы оба быстро поднимаемся на ноги, и он бросается на меня. Я вижу, как приближается его апперкот, и обхожу его слабую сторону, а затем наношу свой джеб. Я чувствую треск в своей руке, когда она соприкасается с его челюстью. Вся толпа реагирует на звук удара кости о кость. Ошеломленный Дюк отшатывается назад, когда тела расступаются. Затем его глаза закатываются обратно в череп, и он падает.
От его приземления поднимается облачко пыли.
Картер ныряет за своим приятелем. — Он без сознания, — говорит он в смятении.
Радостные крики пронзительны, рикошетом отражаются от стекла.
— Ну, посмотри на это, — протягивает Лоусон. — Король мертв. — Подмигнув, он сует фляжку в мою окровавленную руку. — Да здравствуй король.
ГЛАВА 53
ЭРДЖЕЙ
00006.jpeg
Я бывал в грязных ямах, где было не так душно. Когда бой заканчивается, толпа набрасывается на меня. Я чувствую вкус пива и, может быть, водки, льющейся мне на голову и стекающей по лицу, смешиваясь с кровью, наполняющей мой рот. Люди, которых я никогда не встречал, хлопают меня по спине, чтобы поздравить. Можно подумать, я стрелял лазерными лучами из своего члена вместо того, чтобы просто вырубить чувака ударом кулака. Тем не менее, я не могу отрицать, что наслаждаюсь победой.
Лукас проталкивается сквозь возбужденную массу.
— Чувак, это было невероятно. Ты мой долбаный герой.
Фенн протягивает мне полотенце и бутылку воды. Я использую их, чтобы умыться, но бросаю это занятие на полпути, когда замечаю Дюка в дверях.
Я бегу, чтобы поймать его, прежде чем он ускользнет зализывать свои раны. Я нахожу его на заднем дворе в свете его телефона, проверяющего свой банковский счет, чтобы убедиться, что я выполнил свою угрозу.
— Как ты это сделал? — спрашивает он, сбитый с толку, когда слышит мое приближение. Он выглядит так, как я себя чувствую: полностью измученный. Думаю, мне становится легче от того, что это был не совсем однобокий бой. Неважно, чем это закончилось. — Как, черт возьми, тебе это удалось?
Я пожимаю плечами, потому что я не из тех, кто разглашает секреты.
— Вот что я тебе скажу, — говорю я вместо этого. — Я заключу с тобой сделку.
Мы не собираемся зарывать топор войны из-за каких-то синяков и голых костяшек пальцев. Это не такой романс. Но я также не настолько наивен, чтобы думать, что смогу уйти с более чем полумиллионом долларов безнаказанно. Люди умирают за такую сумму денег.
— Ты можешь получить все это обратно. Каждый цент.
Скептически настроенный, Дюк усмехается. — Зачем тебе это делать?
— Я же говорил тебе. Я всего лишь хотел не лезть не в свое дело. Ты делаешь то же самое, и у нас нет проблем. — Я наклоняю голову в его сторону. — Это включает в себя держать рот на замке обо мне и Слоан. Согласен?
— И это все?
Это смешно, что нам пришлось пройти через все это, чтобы прийти к простому соглашению.
— Вот и все.
После паузы Дюк пожимает плечами. — Отлично. Договорились.
Прежде чем мы успеваем неловко пожать друг другу руки, Фенн и ребята бомбардируют нас, чтобы бросить несколько прощальных колкостей в адрес Дюка, и уводят меня с другими чрезмерно восторженными старшеклассниками на футбольное поле, где они намерены отпраздновать предполагаемую революцию. Можно подумать, что пала Берлинская стена, глядя на то, как эти идиоты срывают с себя рубашки и открывают банки с пивом, крича и танцуя в темноте. Они становятся первобытными животными, освобожденными из своих клеток, и, во всяком случае, это объясняет, почему режим Дьюка продержался так долго.
