головой, надувшись на сиденье, которое она заняла, когда выбежала из домика.
Преподобный направляется к нам, и Кэп засовывает фляжку, которую мы передавали по кругу, во внутренний карман пиджака.
– Джентльмены, – он с улыбкой кивает нам. – Мы готовы?
– А она? – спрашивает Ройс, заставляя нас смеяться.
Мужчина поворачивается к нему.
– Да, сынок. – Он переводит взгляд с Кэптена на Ройса. – И она зовет вас обоих.
Мои брови сходятся, и я смотрю вверх по склону, и вижу, что к нам идет Виктория, ее глаза опущены.
Я делаю полшага вперед, но священник скользит передо мной с поднятыми руками.
– Пожалуйста, – он улыбается, – останься.
Парни бегут трусцой вверх на небольшой холм, не говоря ни слова, оба смотрят на Викторию, когда проходят мимо нее, но она не поднимает глаз, пока не оказывается почти рядом со мной.
Она кивает, уголок ее рта приподнимается, глаза сканируют меня.
– Она была права.
Она смотрит на меня.
– Хороший костюм.
– Хороший наряд.
Она пожимает плечами и отходит в сторону.
– Не предполагалось, что я буду в белом, но королева приказала, буквально, – шутит она, проводя руками по атласному топу и разглядывая свои белые узкие джинсы. – Как вы, ребята, раздобыли все это дерьмо за одну ночь, я не пойму.
– Привыкай.
Ее глаза находят мои.
– Вчера изменилась не только наша жизнь. Твоя тоже.
Она облизывает губы, задумчиво глядя в сторону.
Мгновение спустя Ройс выходит из-за угла.
Он указывает на меня, надевает темные очки, затем поворачивается ко мне спиной. Кэп тоже появляется и останавливается прямо рядом с ним.
Ройс протягивает руку.
Сначала я вижу ее пальцы, скользящие в пальцы моего брата. Затем ее запястье, но Кэп двигается влево, закрывая ее.
Я наклоняю голову, сужаю глаза, но это не помогает.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь двинуться вперед, пойти за ней, черт возьми, сам, Кэп отодвигается в сторону, и она выходит.
Моя девочка.
Черная кожаная куртка расстегнута, под ней кружевное белое платье до колен, сквозь которое просвечивает ее кожа. Оно облегает ее бедра и чертовски идеально ей подходит.
Просто, легко, но это она и есть, настоящая.
Ее волосы завиты и распущены, ниспадают на плечи, прямой пробор в центре, на губах снова красная помада, на ногах черные ботинки.
Идеально.
Я заставляю себя перевести взгляд влево, рассматривая всех троих.
Сплошная, плотная линия. Мои братья оба держат ее за руки, ведя туда, где ей самое место.
Прямо ко мне.
Моя малышка, или даже больше, мои малыши.
У нас будет ребенок.
Если бы кто-нибудь спросил меня несколько месяцев назад, хочу ли я ребенка, я бы рассмеялся им в лицо.
Мой ответ был бы быстрым.
Но теперь я знаю, что Рэйвен носит внутри часть меня, что мы двое будем связаны более глубоко, на недостижимом для других уровне.
Я отчаянно нуждаюсь в нем.
Отчаянно нуждаюсь в нашем малыше.
И я убью любого, кто посмеет угрожать нашему будущему.
Нашей семье.
По моему телу разливается тепло и спокойствие, которого я не чувствовал уже несколько недель, осознание происходящего бежит по моим мышцам и оседает в костях.
Ноги сами несут меня вперед, и чем ближе я подхожу, тем выше приподнимаются уголки ее губ.
Я останавливаюсь прямо перед ней, мои руки опускаются на ее бедра, и я опускаю свой лоб к ее лбу.
Медленно мои братья отпускают ее руки, похлопывают меня по спине, когда проходят мимо, и ладони Рэйвен скользят вверх по моей груди, сжимая воротник пиджака.
Ее прерывистое дыхание касается моих губ, и я борюсь с желанием прижаться к ней.
Еще рано.
– Я не думаю, что все должно было быть так, – шепчет она. – Я почти уверена, что я должна была идти к тебе.
– Да, но мы все делаем неправильно, детка. Мы делаем это по-своему. – Мои руки движутся вверх по ее ребрам, под куртку, и сжимают ее. – И мне нравится, как мы это делаем.
Она кивает мне.
– Мне тоже.
– Ты готова, детка? – шепчу я. – Готова принадлежать мне?
Она отстраняется, глядя на меня снизу вверх.
– Ну же, здоровяк, – бормочет она. – Ты знаешь лучше меня. – Она отпускает меня, отступает и обходит меня сзади, так что я медленно поворачиваюсь, чтобы оставаться лицом к ней.
Она идет назад, к моим братьям, к своей сестре и преподобному.
Она улыбается, протягивая руки, громко говоря, чтобы все слышали:
– Я всегда принадлежала тебе. Давай закрепим это официально.
Я облизываю губы, стискиваю зубы, чтобы держать себя в руках, когда слезы угрожают появиться в моих глазах.
Это был адский год, и я готов к адскому будущему.
Я следую за ней, ступая рядом, притягивая ее к себе, когда преподобный начинает говорить, но я не улавливаю ни единого слова.
Я не слышу ничего, кроме биения своего сердца рядом с ее.
Еще раз доказывая, что мы одно целое, Рэйвен кладет ладонь на мою грудь и закрывает глаза.
Я обнимаю ее крепче.
Моя. Навсегда моя.
Рэйвен
– Крипово, да?
Я смотрю на Коллинза.
– Что?
– Вы поженились в десяти метрах отсюда меньше двух часов назад, и вот мы высыпаем прах наших матерей в ручей.
Я перевожу взгляд с причудливой мраморной статуэтки в его руке на деревянную коробку, которую мне выдали в морге, где хранились останки моей матери. Я открываю ее, вскрываю пластиковый пакет и опрокидываю одним махом.
– Да, точно.
Я вздыхаю, глядя на маленькие пузырьки в воде, бегущей по камням под мостом.
Ролланд сказал мне, что ей здесь нравилось, что они часто сидели на балконе домика Брейшо и слушали, как журчит вода.
В его словах нет утешения, и то, что он принес сюда ее прах, чтобы высыпать его в воду, для меня мало что значит. Я не могу забыть эти восемнадцать лет, какой она была, но я могла, по крайней мере, оставить ее в месте, которое не было запятнано. Я не могу сказать, заслуживает ли она этого, но я знаю все про то, как получать чего не заслуживаешь.
– Должна признать, – я искоса смотрю на него, – из всех вещей, которые очень удивили меня за последние несколько месяцев, эта из ряда вон.
Коллинз издает легкий смешок, глядя на воду и медленно высыпая пепел своей матери.
– Я пыталась заставить ее жить, – говорю я ему через минуту. – Твоя мама меня не слышала.
Он кивает.
– Да, она, э-э-э… она уже не жила по-настоящему. – Он отводит взгляд. – Я потерял ее из-за депрессии давным-давно.
