не выжить: на Кипре сейчас не меньше тридцати пяти градусов.
Мимо меня проносятся знакомые улочки, дома, люди. Мгновение и мы проезжаем возле квартиры, которую я когда-то арендовала в одиночку. Сейчас у нас с мужем прекрасный дом на первой береговой линии. Давид сказал, что нам нужна жилплощадь побольше.
Водитель глушит мотор, принимает у меня оплату и желает хорошего дня. Муж утверждает, что мне нужно получить права, чтобы самостоятельно ездить за рулём, не пользуясь услугами такси, но я пока на это не решаюсь.
Заварив себе мятный чай, забираюсь с ногами на диван и любуюсь видом из панорамного окна. Иногда хочется ущипнуть себя, потому что мне кажется, что в этот момент я крепко сплю. Рядом море, спокойная жизнь и любимый мужчина, который на самом деле мой. Не для того, чтобы убедить кого-то, а потому что он сам этого захотел.
Грустная улыбка озаряет лицо, когда я вспоминаю с чего начинались наши отношения. Давид не собирался спать со мной и был твёрдо убежден в том, что я лишь временное исключение из его личного правила никогда не обзаводиться семьей. Порой я действовала глупо и необдуманно, но всегда руководствовалась своими искренними чувствами к мужу. Его я как любила сильно, так и продолжаю любить несмотря ни на что.
Легкая тошнота подкатывает к горлу, когда я тянусь к ореховому печенью. Неожиданная догадка о том, почему я весь день чувствую себя плохо пробирается в голову. Я же могу… Нет, это исключено. Давид никогда больше не заговаривал о детях, а я боялась тревожить его, потому что в нашем новом мире всё было слишком шатко и нестабильно.
Опрометью бросаюсь в ванную и начинаю искать там тест на беременность, который купила в свою первую задержку из-за смены климата. Тогда я увидела одну полоску, сейчас же мой рот вытягивался буквой О, потому что вторая полоска на тесте такая отчётливая, что не заметить её невозможно.
Я беременна. Снова.
Первая сорвавшаяся беременность до сих пор тяжелым грузом висит на сердце. Мне казалось, что мир под ногами рухнул, когда меня почистили и опустошенную привезли в палату. Возможно, я доносила бы до срока, если бы не стресс, перенесенный в стенах дома для пыток. Но что, если я просто не способна выносить и родить ребёнка и так будет с каждой последующей беременностью? Закрыв рот ладонью, сдерживаю громкий всхлип. Мне хочется плакать и смеяться одновременно. Мне страшно и радостно, грустно и весело. А ещё интересно, как на такую новость отреагирует Давид...
Телефон на стиральной машине оживает так резко, что я содрогаюсь. Но трубку снимаю сразу же, потому что мне звонит Давид.
- Кать, я сегодня задержусь, - голос запыхавшийся и немного нервный.
Сердце часто-часто стучит в груди. За тот год, что мы живем на острове, я сильно привыкла к постоянному присутствию мужа. Ему было сложно, я знаю. Непривычно просыпаться по утрам и знать, что вокруг больше нет врагов. Необычно гулять по городу без кобуры под пиджаком и присутствия охраны, ведь прежняя жизнь постоянно была под прицелом.
Юсупов варился в криминале долгих пятнадцать лет. Пришел в этот жестокий мир детдомовским мальчишкой со сложным детством. Отец Давида на его глазах убил мать. Что может быть хуже? После окончания муниципального заведения оказался в круговороте жестокости, больших денег и убийств, а после так сильно завяз, что выбраться оттуда получилось бы только с помощью собственной смерти, пусть и инсценируемой.
Я знаю, что он сделал это ради меня и эта мысль невероятно греет.
- Как надолго задержишься?
- Поздно вернусь, Кать, не жди меня. Остались финальные штрихи по работе.
Он спешно прощается, а я так и не успеваю ему рассказать о том, что скоро мы станем родителями. Возможно. Если всё сложится не так как в прошлый раз.
Первый месяц на острове был сложным для нас двоих. Мне всё время казалось, что Давид сорвётся и улетит в Россию, в свою привычную жизнь в которой постоянно ходишь по лезвию ножа. И я бы улетела вместе с ним. Хоть на край света улетела бы…
Но потом муж стал привыкать. Стал строить планы на будущее, готовить бизнес-проект, который достаточно скоро воплотил в жизнь. Сейчас у Давида пять автомастерских, разбросанных по всему Кипру. К сдаче в эксплуатацию готовится шестая.
***
Давид не приезжает даже тогда, когда я собираюсь спать. Всё порываюсь набрать его номер, но потом одергиваю себя. Муж сказал, что здесь нам ничего не угрожает.
Выхожу на улицу, где темным-темно, медленно бреду в сторону моря, зарывая ступни в остывший песок. Хорошо-то как… Легко и свободно. А ещё лучше от того, что внутри меня зреет крошечная жизнь. Я постараюсь быть хорошей мамой для нашего с Давидом ребёнка. Окутаю его любовью, подарю весь мир и стану беречь...
Вода в море ещё не остыла: теплее, чем температура воздуха, поэтому я тут же ныряю с головой и быстро гребу, удаляясь от берега. Через несколько десятков метров в мышцах появляется тяжесть, и я сворачиваю обратно. Подбираю вещи на песке, возвращаюсь в дом.
Сегодняшнее недомогание не проходит даром: едва я принимаю душ, как меня начинает клонить в сон. Опустившись на подушку, закрываю глаза.
В какой-то момент я чувствую, как кто-то с силой зажимает мой рот ладонью. Едкий запах табачного дыма просачивается в ноздри, вызывая тошноту. Барахтаюсь в темноте словно пойманная на наживку рыба и не могу понять, почему так произошло? Где мы оступились? Я забыла закрыть дверь, ведущую в дом? Нападающий из нашего с Давидом прошлого? Но кто? Знаю, что муж расквитался со всеми врагами, оправив их на тот свет. А что, если муж занялся контрабандой оружия уже здесь, на острове? Нет, он бы не смог так поступить со мной...
Темнота вокруг не дает разглядеть человека, который хочет причинить мне вред, но каким-то шестым чувством понимаю, что в этот раз мне не выбраться. Слёзы наворачиваются на глаза, потому что внутри меня только-только зародилась новая жизнь. Я клялась себя беречь, обещала, что сохраню кроху, сделаю всё, что от меня зависит.
Пытаюсь кричать и звать на помощь, но пальцы так сильно сжимают мои губы, что это становится невозможным.
