Весь потрепанный и побитый, как поганая собака. Все клялся, что его Алиска сманила. Наврала про тебя небылицы, а он и поверил. Мне его так жалко стало, что пришлось даже его до дома на такси везти. Мне потом Сашка целую неделю припоминал.
Щурясь от пара, идущего из кружки с чаем, которую я обняла ладонями и, словно спрятавшись за ней, наблюдала за Вероникой. Что-то в нейизменилось. Но до сих пор не могу понять что. Какая-то она стала другая, незнакомая мне.
– А в тот день, когда я тебе звонила… Да я тебе и несколько раз потом еще звонила, но ты уже трубку не брала, как сквозь землю провалилась…
– У меня мама умерла, Ник, – я сначала не хотела ей об этом говорить, но разговор сам подошел к этому, поэтому вырвалось как само собой разумеющееся.
– Не может быть! – воскликнула коллега, широко открыв глаза. – А я думала, ты на меня обиделась.
Я, поджав губы, отвела глаза. Этот жест все сказал сам за себя. Точнее Вероника его поняла правильно.
– Ась – это была глупость. Ну я же понимаю, что слова уже сказаны и их не вернуть, но я и правда корю себя за тот тон, с которым я все это сказала. Я просто была тогда в нелучшем состоянии. Для меня…
Девушка вдруг замолкает, что заставляет меня обратить на нее внимание.
– … я не успела тебе сказать, что была беременна.
– Что? – не верю своим ушам. Ника, беременна? – Но почему ты скрывала?
– Потому что тебе было не до меня. А я не хотела тебя еще и своими проблемами обременять.
– Ника! Разве это проблема? Ты, ты… Да у меня даже слов культурных нет…
У меня даже в пальцах зачесалось от возмущения. Как она могла так со мной поступить? Ведь я так переживала за нее. Переживала за ее будущее. Переживала за то, что она растит по сути ребенка от другой женщины, при этом не имеет возможности родить своего, а тут такое!
– Прости, – Вероника спрятала лицо в ладонях, – но я никому не говорила. Даже Сашке. Он узнал об этом только тогда, когда случился выкидыш…
– Боже! – зажимаю рот рукой.
– И еще вот эта ситуация с Алисой. Меня словно переклинило. Может все потому, что я с ней знакома и мне чисто на подсознательном уровне стало ее жаль!? Я не знаю, Ась. Не могу ничего сказать, но знай только одно: ты для меня как была, так и остаешься подругой…
У меня в эту секунду чуть сердце не разорвалось от захлестнувшей менянежности и жалости одновременно. Я с шумом поднялась из-за стола,подошла к Нике и обняла ее. Притянула к себе так крепко, что услышала, как захрустели ее косточки.
– Не знаю простишь ли ты меня…
Ника обхватила в ответ меня за талию, всхлипнула…
– Прощу, Вероник. Обязательно прощу…
Глава 22
– Ну, что твой работничек, думает к тебе возвращаться? Или свалил в столицу и все решил там осесть? Вскружил тебе голову, наивной и в кусты?
– Да, прекрати, Ник. У Германа сейчас тяжелая ситуация с начальником. Не может он вырваться.
Нахмуриваю брови и отвечаю подруге, откладываю в сторону телефон, по которому секунду назад разговаривала с Германом.
Мы с Вероникой вдвоем отмечаем восьмое марта, сидя на кухне съемной квартиры, которую мне удалось найти несколько недель назад за небольшую сумму денег.
– Ну, эту “песню” мы уже слышали, – отмахивается подруга и наполняет себе бокал красным вином. Я же, тяжело вздохнув, делаю глоток чая, закусывая его сладким тортом.
– Ник, если бы он хотел обмануть или бросить меня, я уверена, что юлить бы он точно не стал. Не тот он человек…
– Подруга, я тётя взрослая и в мужиках поверь мне, секу больше твоего, – поднимает бокал вверх Вероника, подмигивает мне. – И иногда происходит сбой в нашем видении мира. Человеку свойственно ошибаться.
– Ладно, давай сменим тему, Ник. Я не хочу с тобой спорить. Просто не хочу, – упрямо поджимаю губы, выпячиваю вперед подбородок, строго смотрю на нее.
– Ладно-ладно, я то что, – пожимает плечами. – Просто спросила.
Мы пытаемся говорить на другие темы, но разговор как-то не клеится. Не находит отклика в моем сердце. Я все время мыслями возвращаюсь к звонку Германа. Думаю о нем и именно от того не могу сосредоточиться, чтобы поддержать общение с Вероникой.
Подруга, осушив бутылку вина, засобиралась домой. На том, чтобы она осталась, я настаивать не стала. Меня стало откровенно раздражать ее предвзятое отношение к Герману. Поэтому, когда она заявила, что хочет домой, я ее тут же поддержала.
– До завтра, – протянула Ника, обняла меня за шею, притянула меня к себе смачно, поцеловала в щеку. – Надеюсь ты еще не скоро найдешь себе работу, – хмельные глаза заблестели, подсказывая степень ее опьянения.
– Ну, спасибо за пожелание, – хмыкаю и, оторвав ее от себя, подталкиваю к выходу.
– Пока-пока, роднуль, – шлет воздушный поцелуй Вероника и исчезает за дверцами лифта.
Закрываю дверь. Щелкаю замком и направляюсь назад на кухню.
Сердце неприятно сжимается в груди, когда в голове снова всплывают слова Германа: “Роднуль, прости. Завтра не приеду. Попробую вырваться на следующей недели”.
У меня возникает дикое желание бросить все и полететь в столицу, к любимому мужчине. Моя душа стонет от тоски, а сердце уже искалечено выстрелами ревности.
Я в себе и так пытаюсь пресекать подобные всплески, но разве это возможно, когда именно на это намекают не только мои подруги, но и подозрительные обстоятельства.
Вытянула перед собой руку, на пальце которой поблескивало кольцо с бриллиантом, подаренное Германом. Покрутила из стороны в сторону. Камень красиво заиграл в свете потолочных люстр.
– Не верю,
