достаться! Поскольку грязью я не желала становиться...
— Ну же, отвечай... — Ласковый тон большого чиновника резко контрастировал с грубо держащими мой подбородок пальцами.
— Д-а-а, — прошептали обескровленные губы.
Прости, графиньюшка… но я должна так сказать... Мне надо вылечить Темку и вернуть улыбку на материнское лицо. Ярость, гордость пришлось усилием воли заковать в железный панцирь самообладания. Только слезы не слушаются, чертят траурные дорожки по моему лицу.
Отвратительная маска истинной сущности мэра нашего города расплылась в еще одной торжествующей улыбке.
— Светланочка, ты хотела п*здой заработать деньги на лечение брата. — О, этот ласковый противный голос! Он будет сниться мне в кошмарах! — Что ж, я предоставлю тебе такую возможность. Обещаю, через несколько дней, как только будут готовы визы, твои родные вылетят в германскую клинику, где берутся поставить твоего брата на ноги. Мне это устроить проще простого, все оплатит государство, оно иногда заботится о своих гражданах, особенно, если указать конкретные имена и фамилии. А мы с тобой пока позабавимся... Ой, как позабавимся! Ты ведь будешь послушной девочкой?!
Снова тошнотворные губы накрыли мой рот, а сосок обожгло болью.
— Чего ж ты плачешь, Светочка?! — Всеми фибрами души ненавижу этот добродушный вкрадчивый тон! — Тебе радоваться нужно, бога благодарить, что судьба привела тебя ко мне на член! Видишь, как быстро все разрешилось... А то ведь неизвестно, сколько бы тебе пришлось работать, подставляя всем желающим промежность и другие дырки. Года три или четыре, не меньше, а брат за это время мог бы и окочуриться. Так что давай, расстегивай ширинку, доставай член и соси. Старательно соси, девочка, чтобы я не передумал!
— Как я могу быть уверена в ваших словах? Вы ведь однажды обманули папу, заставили маму просить голой на коленях, а потом оскорбили и выгнали вон. — Голос на удивление спокойный, без истерии. Спасибо графине Устюговой, которая при любых обстоятельствах пытается не терять чувство собственного достоинства.
На лице мэра нашего города самодовольная улыбка, он не чувствует за собой никакой вины. Более того, почему-то уверен в своей исключительности и праве творить подобную низость. Мерзкий паучара!
— А разве у тебя есть другой выход?! — задал Епифанцев справедливый вопрос.
— Рабство в нашей стране уже давно отменили. Я еще могу отказаться. Договор аренды пока не подписан.
— Нельзя меня раздразнить, а потом в кусты, козочка! Но раз уж ты такая недоверчивая, хорошо, я обещаю, что в мой домик для утех ты переедешь только после того, как твои родные прилетят в Германию и в клинику поступит полный платеж за операцию с учетом трехмесячной реабилитации. А сейчас заткни свою пасть моим членом и не зли меня больше! — На последних словах обманчивая мягкость исчезла из голоса Епифанцева. — Я заплатил за сегодняшнюю ночь, так что давай работай, девочка!
«Не-е-ет, не делай этого!» — заходились истошным криком внутри гордость, норов, воспитание, принципы, воспоминания о папе, представления о добре и зле. Но дрожащие руки сами медленно поднимаются к ремню мужских брюк. Я должна спасти Тему... Подумаешь, гордость! Слезы текли маленькими ручейками, черня подглазья и щеки. Руки чиновника легли на холмики моей груди, жадно сдавили. «Не-е-ет!» — продолжала протест графиня Устюгова. «Не-ет!» Однако, несмотря на всю эту революцию, дрожащие пальчики толкнули собачку молнии вниз, и звук ее расстёгивания взорвался страшным шумом в ушах, будто гусеничный трактор рядом проехал. Член у высокопоставленного чиновника маленький и плюгавенький. Впрочем, по сравнению с размерами Упыря многие завистливо курят в сторонке. Застыла, как кролик перед удавом, не в силах заставить себя прикоснуться к этой отвратительной плоти. Но руки главного человека нашего города не позволили тянуть время, требовательно легли на волосы, надавливали, наклоняя мою голову вниз. Губы уткнулись в склизкую головку члена, съеденные профитроли подступили к горлу.
— Давай соси, девочка!
В ушах появился какой-то шум, даже грохот. Это внутри меня расшумелись эмоции, или кто-то осмелился побеспокоить уединение главного человека нашего города?! Есть же еще идиоты на свете…
Бах-бах-бах!!! — со всей дури стучали по двери номера.
— Какого черта?! — недовольно заворчал Епифанцев.
Бах-бах-бах!!!
— Откройте! — голос Упыря... Или мне все снится?!
— Блядь, да что же это такое?! Чего этому хрену понадобилось?! Совсем распоясались! Места своего не знают! — ругался Игорь Владимирович, поднимаясь с кресла. — Стой, где стоишь! И не вздумай подниматься! — бросил он приказ в мою сторону.
Сердце замерло, затем радостно забилось в груди… Хотя с чего я решила, что Упырь пришел меня спасти?! Романов любовных перечитала, видимо...
Епифанцев приоткрыл дверь.
— Юрик, какого хрена ты колотишь?!
— Игорь Владимирович, вы простите, но там внизу журналисты... Кто-то, наверное, за вами следил, или персонал отеля сдал... Вам лучше уйти сейчас... Как бы не получилось огласки...
— Ты что, совсем сдурел, Юрий Николаевич?! Какие, на хрен, журналисты?! Кто их сюда пустит?! Что ты несешь?! Сейчас я позвоню охране, они разберутся с журналистами!
— Где Светка?! — заорал Бритоголовый и с силой толкнул плечом дверь, так что мэр города чуть ли не на три метра отлетел и смешно приземлился на пятую точку.
Теперь я находилась в пределах видимости Чернова, все еще стоящая на коленях, голая, зарёванная, не знающая, как реагировать на подобное вторжение. Смущаться не было сил.
— Светик, — ласково проговорил Юра и посмотрел так… будто меня любит! Потом схватил своими лапищами поднимающегося с пола заместителя губернатора области за грудки и прислонил к стене.
— Что ты с ней сделал?!?! — заорал во все горло Бритоголовый. — Почему она плачет?!
— Юрий Николаевич, ты совсем ополоумел?! Скотина!!! Немедленно отпусти и выйди вон!!!
Злости в Юрике, кажется, только добавилось. Он принялся трясти главного человека нашего города, словно куль с дерьмом.
— Я спросил, почему она плачет?!
— Плакса потому что! — ехидничал Епифанцев. — Да ничего я ей не сделал! Не успел еще! Что ты себе позволяешь, урод?! Совсем страх потерял?!
А, по-моему, Юрий Николаевич сейчас очень красивый! Злой, разгоряченный, мечущий молнии... Ну настоящий Упырь! Мой любимый Упырь!
Все-таки ослушалась большого человека, подскочила с колен, заметалась по номеру, не зная, чем прикрыться. Наконец стащила покрывало с кровати.
— Почему она плачет, я спросил?! Почему она на коленях стоит?! — продолжал допытывать у высокопоставленного чиновника Юрик.
— Шлюха потому что! — прозвучал весьма закономерный ответ. — Бляди должны стоять на коленях и сосать
