- Ты значишь гораздо больше, чем думаешь, просто он все держит в себе, - Кузьмич почесал затылок, недолго поразмыслил, но суть своей вчерашней беседы с Булавиным решил не выдавать. Некоторые вещи мужчина должен делать сам. - К себе он всегда был очень суров. Вот и тебя задело...
- Спасибо вам за все, - Карина взяла в руки сухую морщинистую ладонь старика. - Не знаю, как все сложится дальше, особых надежд я не испытываю, но Вас точно мне будет не хватать. Берегите себя... И его.
- Ты себя тоже береги, девочка... - инструктор обнял девушку на прощание.
***
Булавин нервно вертел в руках поводок. Голова болела, несмотря на таблетки и контрастный душ. Сегодня, как назло, ни Дольф, ни Кузьмич помогать ему не хотели. Бульдог постоянно вертелся, будто само наличие поводка его оскорбляло, а инструктор застрял в больнице дольше обещанного.
Ко всему прочему добавилась еще и жара. За двадцать минут ожидания он упарился так, что возненавидел собственный галстук и пиджак. Глеб уже готов был вернуться в прохладный салон машины, когда из дверей больницы вышла девушка.
Сердце в груди екнуло и забилось быстрей. Ошибки быть не могло, это Карина.
Пока он раздумывал, криволапый бульдог изо всех сил дернул поводок и, чуть не вывихнув ему руку, ринулся в сторону девушки. Радостный собачий лай был слышен, наверняка, за несколько кварталов, и только хозяин пса остался на месте, не в силах сделать даже шаг. Очарованно смотрел, как Карина обнимает и чешет его пса, незаметно утирая слезы, как бешено радуется Дольф, облизывая руки, лицо и все, до чего может дотянуться.
- Карина, - он все-таки ее окликнул.
Получилось тихо, хрипло, словно не своим голосом, но она услышала. Волнение, страх и тоска - все разом отразилось в зеленых глазах. Еще секунда, и он бы сорвался, наплевав на собственное мнение, в котором так старательно убеждал себя все эти дни. Вот она, его женщина, похудевшая, изможденная, с заплаканными глазами, такая родная и такая... любимая...
Ноги сами понесли навстречу. Поздно. Она сбежала и в этот раз. Вначале медленно, затем все быстрее, цепляясь острыми каблучками за плитку, натыкаясь на прохожих, бежала от него и собственной несбыточной мечты. Даже секунда промедления опасна, ведь так сладок соблазн вернуться в мир, где можно засыпать и просыпаться рядом, обнимать и целовать, видеть каждый день и не надеяться на большее. Нет.
Глава 21. Никогда не говори "никогда".
Она сказала: "Пока",
Он долго смотрел ей вслед,
Для неё прошла ночь,
Для него три тысячи лет.
За это время десяток империй
Расцвёл и рухнул во мрак,
Но некоторые женятся,
А некоторые так.
"Некоторые Женятся"
гр. "Аквариум"
Часть 1.
Чайник кипел уже двадцать минут, еще недолго, и по маленькой кухне разнесся бы запах паленого. Причем это был бы не первый чайник, прогоревший по вине забывчивой хозяйки и ее настойчивого гостя. Хорошо котлеты разогреваться никто не поставил.
Довольный собой мужчина, с чувством выполненного долга, повалился на бок. Дышал он неровно, впрочем, как и растрепанная женщина рядом.
- Ну вот, почему ты никогда меня не слушаешь? - возмутилась дама. - Откуда в наш век такие неандертальские представления, что женщина непременно должна быть снизу?
- Насть, помолчи ты хоть минуту. Дай в себя придти, - грудь тяжело вздымалась, а с шеи на подушку ручейками стекал пот.
- А я, между прочим, помощь предлагала, - лукаво улыбнулась женщина, целуя любовника в горячее плечо.
- Я предпочитаю помереть от инфаркта на женщине, а не под нею!
- Иван! - она расхохоталась. Достался же ей такой неугомонный дамский угодник. - Я каждый раз на финише телефон скорой вспоминаю.
- Если бы ты поменьше о скорой думала, гляди, и мне марафонца не пришлось бы изображать!
Оба виновато глянули друг на друга и рассмеялись. Знали ведь один другого уже много долгих лет, всякое бывало, а вот как до кровати дело доходит, так здравый смысл всегда куда-то улетучивается. Ни дать ни взять озорные подростки.
Женщина поднялась первой и скромно набросила халат. Мужчина, любуясь, подсматривал за ней да поглаживал пышные усы. Его глаза довольно блестели, обшаривая взглядом милые сердцу пышные формы любовницы.
- Эх, Настасья, - он потянулся в кровати. - Чего ж ты такая упрямая?
- Иван, если ты опять про ЗАГС, то я, как всегда, против, - нежно целуя его в губы, ответила женщина. - Ну, какие из нас с тобой муж и жена? У меня маленький, но интересный бизнес, а ты неделями торчишь за городом, в клубе.
- Насть, но я ж не всегда там буду торчать... - Кузьмич изобразил несчастный вид.
- Ты и не всегда? Да скорей тебя оттуда ногами вперед вынесут, чем сам уйдешь, - женщина от сглазу поплевала через плечо. - Все, хватит валяться! Чайник, небось, опять сгорел...
- И чего ты его только ставишь каждый раз, - прокряхтел мужчина, но с кровати поднялся. - Я котлеты чаем не запиваю.
- А кто каждый раз чашки на стол ставит? - она удивленно округлила глаза.
- Так это ж сигнал!
- Тьфу на тебя! - засмеялась Настасья Павловна. - Спортсменам своим сигналы раздавай, а я чайники покупать замучилась. Одни растраты.
Через полчаса оба с аппетитом уплетали на кухне рубленые котлеты. "И как только они не приелись за много лет?" - каждый раз спрашивала хозяйка, глядя на довольного гостя. Тот же бодро тянулся за все новой и новой порцией, не забывая нахваливать кухарку. Словно важный ритуал, как чашки и кипящий без толку чайник, все повторялось бесчисленное количество раз, но не надоедало. Было в этом что-то большее, чем просто ужин, и пусть не муж и не жена, но в такие минуты ближе на целом свете никого не было.
- Эх, Настасья, - Кузьмич доел последний кусочек и похлопал себя по пузу. - Чего ж мы с тобой так поздно встретились? Сейчас бы внуков нянчили, и котлеты были бы чаще.
