— Оставь эти глупости, Джейн. Хватит с меня твоей романтики. И почему это я должен отказывать себе в минимальном комфорте? Разумеется, я беру ее с собой. И вообще, Джейн, тебя решительно не должно уже волновать, с кем именно и куда я направляюсь, — резко добавил он, внимательно взглянув на нее. — Слушай, до чего же ты паршиво стала выглядеть! Знаешь, пора тебе взять себя в руки, нечего так распускаться. С таким настроением нечего и думать о том, чтобы получить хоть какую-то работу, я уж не говорю о любовнике.
Джейн захлопнула дверь и резко обернулась к зеркалу. Казалось, что на нее смотрит абсолютно незнакомый человек: одутловатое лицо от обилия выпиваемого спиртного, сухие растрепанные волосы, пустые глаза… Джейн схватила подсвечник и что было сил запустила в зеркало.
— Я ведь люблю тебя, тварь ты этакая, подонок несчастный! — выкрикнула она.
Эхо больно ударило в голову. Джейн трясущимися руками схватила бутылку, плеснула в стакан и залпом выпила. Налила еще. Осторожно поставила свою любимую Пятую симфонию Сибелиуса. Затем вытащила из шкафа расшитую подушку, обветшавшую от времени и длительного употребления, уселась по-восточному посреди комнаты и уставилась в окно, на небо.
Она припомнила, как впервые уселась на эту самую подушку в этой самой комнате. Сколько же воды с тех пор утекло! Куда делся прежний Алистер? Что вообще случилось с ними обоими?! Интересно, куда девается былая любовь? Вся та энергия, что была пробуждена к жизни их обоюдной любовью? Неужели, вырвавшись на свободу, ходит сейчас где-нибудь неподалеку, отыскивает других влюбленных? Алистер ненавидит ее, она отчетливо улавливает эту ненависть в его голосе. Теперь вот появилась другая, которая, видимо, знает, как следует любить Алистера, чтобы он не задыхался от любви, — в чем он как-то обвинил Джейн. Теперь наконец в его постели появилась женщина, которая вскрикивает от истинной, а не притворной страсти! Алистера более не возвратить, ее любовь, самое ценное, что она могла предложить, ему не нужна.
Она вытянула вперед руки, сжала кулаки, затем принялась раскачиваться из стороны в сторону, издавая при этом странные звуки, что-то среднее между хныканьем и мяуканьем. При этом она не сводила глаз с кусочка неба. Пришла ночь, сменилась днем, потом вновь наступила ночь, следом — новый день. А Джейн все так же раскачивалась и мяукала.
Сандра обнаружила ее три дня спустя. Джейн не узнала своей подруги. Она все так же сидела на полу, наблюдая за небом над соседней крышей.
Чьи-то мягкие руки разогнули ее затекшие ноги, уложили на носилки, накрыли одеялом.
Она не видела более привычную полоску неба, не могла более раскачиваться на подушке. Оставалось только тихо постанывать, оплакивая свою погибшую любовь.
Дни и ночи тянулись однообразной чередой, Джейн давно уже потеряла всякий счет времени. Ей казалось, что она превратилась в птицу, в маленькую желто-зеленую птицу. Она все ждала, когда же наконец появятся те нежные руки, от которых исходит тепло любви.
Мелькали разные лица. Над ней склонялись какие-то люди, говорили о ней так, словно бы ее самой здесь не было. Время от времени она замечала лица Сандры, миссис Эванс. Потом научилась различать лица докторов. Правда, ей не хотелось ни с кем разговаривать, у нее совершенно не было сил. Но она все слышала и отлично понимала. Господи, как же ей хотелось увидеть только одно лицо. Его все не было. Она бы поговорила с Алистером, все бы объяснила ему… Он обязательно ее поймет, и тогда они снова будут любить друг друга. Но ничего не менялось, и окружающие попытались напугать ее до полусмерти, чтобы она заговорила. К ней даже подослали человека, у которого совершенно не было лица. Он принялся чуть ли не каждый день навещать ее. Джейн всякий раз испуганно вскрикивала, и его куда-то отослали. Джейн почувствовала некоторое облегчение.
Она подолгу смотрела на небо, на солнце. Звезды по ночам светили как никогда ярко. Джейн полюбила ощущение, которое возникало во всем ее теле после уколов. Она словно бы начинала парить, вновь делаясь птицей.
Она существовала в полусне, то погружаясь в мир сновидений, то выныривая из него. Когда же Джейн окончательно пробудилась, то обнаружила, что над ней склонилось совсем новое, но такое знакомое лицо.
— Онор! — воскликнула Джейн и протянула к ней руки.
Женщина обняла ее и стала покачивать, как малое дитя. Она что-то тихо говорила, и Джейн вдруг заплакала. Наконец она кое-как сумела объяснить той, которую бесконечно любила, всю горечь своего положения. И лишь после этого она стала понемногу приходить в себя.
Доктора были вполне удовлетворены тем, как проходил процесс выздоровления. Оказывается, у нее был нервный срыв, сильнейший эмоциональный шок, но теперь уже не о чем волноваться. Вряд ли она догадывалась, что какая-то частичка ее души умерла навсегда и более не сможет быть восстановлена. Появился новый молодой доктор по имени Найджел: он подолгу разговаривал с ней, вникал во все ее проблемы. Ему она поведала, что не может жить без любви, выплеснула свое одиночество, свою душевную опустошенность.
Онор навещала ее едва ли не каждый день. Они прогуливались по больничному садику, говорили обо всем на свете, но никогда — про Алистера. Впрочем, Джейн ни с кем не могла говорить о своем муже, — разве только с молодым доктором.
Женщины уселись на скамейку. Ярко светило солнце. Джейн чувствовала какое-то умиротворение и почти что была счастлива.
— Я хочу домой, Онор.
— Конечно, дорогая, ты обязательно туда вернешься.
— Я хочу сегодня, Онор. Может, поедем вместе? Я так скучаю по Джеймсу. Бедный малыш!
— Только не сегодня, дорогая. Уже скоро, очень скоро, — пообещала ей Онор.
Сейчас Джейн очень часто заводила разговор о Джеймсе. Непонятно, как она могла столько времени вообще не вспоминать о сыне?
Несмотря на боль неразделенной любви, что затаилась где-то в глубине души, Джейн научилась мягко улыбаться окружающим. Ясно, что подобная улыбка производит благоприятное впечатление на докторов.
— Ну вот, Джейн, теперь вы уже вполне здоровы. Можете отправляться домой, — сказал ей лечащий врач в один прекрасный день. — Хотя, если хотите знать, я вовсе не считаю, что вам следует туда возвращаться. Леди Онор хочет забрать вас с собой в Италию, но я посоветовал бы вам оставаться в этой стране. Хотя бы месяца три, а потом, пожалуйста, куда угодно. И как можно на дольше.
— Но я хочу вернуться домой, к Джеймсу, — заявила она. При этих ее словах Онор и доктора переглянулись. — Может, вы чего-то мне недоговариваете? С сыном что-нибудь случилось? Скажите, умоляю вас, — почти выкрикнула она, чувствуя, как страх наполняет ее существо.
