Ну конечно же! Это ее козни. Когда Бритт выходила из его кабинета в канун Рождества, за эту работу она готова была перегрызть любому глотку – он видел по ее глазам. Само собой, она пыталась это скрыть. Не очень-то солидно взять и завопить: «Ура! Я обожаю эту работу, я беру ее немедленно!» Но все равно она ее хотела, и они оба понимали это. А потом Лиз наверняка надавила на нее, упрекая в том, что она и предала ее дружбу, и украла мужа. А эта дуреха послушалась ее.
– Ладно, Бритт, забудьте все, что вам говорила Лиз Уорд. Вы хотели эту работу перед Рождеством, вы хотите ее и сейчас.
– Поправка. Возможно, я хотела ее перед Рождеством, но сейчас я ее больше не хочу.
– И вы будете уверять меня, что Лиз Уорд тут абсолютно ни при чем?
– Я этого не сказала, Конрад. Но могу заверить вас, что ни слова не говорила Лиз о вашем предложении и что она совершенно точно не заставляла меня отказаться от этой работы.
– Тогда какого хрена вы от нее отказываетесь? – Бритт поставила ступни носками друг к другу, так что стало казаться, будто морские свинки целуются. Это вдруг показалось ей очень забавным.
– Потому что я не хочу эту работу. И возможно, – тут она сделала паузу, вспоминая свой разговор с отцом, – потому, что с меня уже хватит того, что принадлежит Лиз.
Представив себе лицо Конрада и догадавшись, что он наконец истощил свои доводы, она рассмеялась:
– Не переживайте, Конрад. Это же только телевидение! – И с удивлением вдруг поняла, что она действительно так и думала.
Конрад в ярости вышагивал по комнате. Он отдал эту должность Клаудии на временных условиях, и теперь она ждала, что ее утвердят окончательно. Но это вовсе не входило в его планы. Будь он проклят, если позволит ей и дальше держать себя под каблуком только потому, что она может трахаться дольше любой другой женщины в Лондоне.
Его план был совершенно иным. Если у него все получится, то он хотел бы избавиться от Клаудии, хотя ей отводилась роль прикрытия в его более хитроумных замыслах, которые Бен Морган из Комиссии по независимому телевидению мог счесть не просто временными организационными перестановками. Причем достаточно ловким способом: протолкнуть ее наверх. Назвать ее должность ответственной за программы или что-нибудь в таком духе, а место руководителя программ отдать Бритт. И тут эта чертова Лиз Уорд со своей ревностью ломает все его планы. Сейчас у него один выход – добиться, чтобы Лиз убедила свою подругу переменить решение.
Если ей это не удастся, ему вовеки не отделаться от Клаудии.
Мать Бритт прислушалась у двери ванной и подождала, пока не услышала плеск воды и не убедилась, что Бритт моется. Слава Богу, дочь любит сидеть в ванне подолгу, значит, в ее распоряжении, по крайней мере, двадцать минут.
Потом осторожно, ежеминутно оглядываясь через плечо и словно опасаясь увидеть на нем руку Бритт, требующей объяснений, мать прокралась к ее спальне. Предварительно смазанные жиром петли не скрипнули, и она проскользнула внутрь. Осмотревшись в комнате, застыла в изумлении. Еще с тех пор, когда Бритт была подростком, ее спальня отличалась безупречным порядком. Никаких разбросанных по полу кассет и пластинок, никакой брошенной где попало косметики, никакого запаха сигарет, замаскированного дезодорантом, никогда даже громкой музыки. Бледно-розовая постель всегда убрана, подушки уложены аккуратной горкой, а коллекция кукол Синди рядном устроилась на подоконнике.
Комната, в которую она только что вошла, была словно и не комнатой Бритт: из чемоданов торчали свитеры, юбки и джемперы, украшения и косметика разбросаны по туалетному столику, из ящиков свешивались колготки, а грязное белье кучей лежало в углу.
Чувствуя себя преступницей или матерью, открывающей замок дневника своей несовершеннолетней дочки, несмотря на надпись «НЕ ТРОГАТЬ! ЛИЧНОЕ!», она открыла сумочку Бритт.
Ей было противно это, противно сознавать себя шпионящей за дочерью, противно бояться, что ее могут застать роющейся в сумочке. Но любовь все это оправдывала. Она знала, что в жизни ее дочери что-то очень неладно.
Мэри Уильямс была разумной женщиной, и она не давала воли той горечи, которую испытала после выкидыша Бритт. Какая-то несправедливая жестокость была в том, что они так долго учились если не понимать свою дочь, то хотя бы мириться с ее отчужденностью, и вот, едва начав оттаивать в тепле их любви, она потеряла своего ребенка.
А теперь эти ее странности. То она смеется и счастлива, то сразу же становится молчаливой и отстраненной. С самого начала своего замужества Мэри делилась с мужем всеми своими секретами, но только не этим, только не опасениями за душевное здоровье дочери. Этот секрет она тщательно скрывала от него, зная, как тяжело он это воспримет. Но ей был нужен кто-то, кому она могла бы поведать о своих страхах. Подруга. Подруга Бритт, которой можно все рассказать, которая приглядела бы за ней, протянула бы ей дружескую руну.
Наконец она нашла то, что искала, – записную книжку дочери. Бритт завернула ее в старый цветастый фартук и хранила в укромном месте своей спальни.
Толстая, в кожаном переплете, записная книжка содержала сотни имен, адресов и телефонных номеров. Мэри вспомнилась их семейная записная книжка, купленная двадцать лет назад в «Вулворт», которой они с мужем почти не пользовались. Номера телефонов, вписанные туда за эти годы, можно было пересчитать по пальцам. В ее доме телефонный звонок вызывал удивление, а иногда и страх. В Ротуэлле люди либо стучались в твою дверь, либо посылали с сообщением своих детей, либо просто хлопали тебя по плечу в пабе. Телефоном здесь пользовались редко.
Листая книжку в поисках знакомого имени, Мэри прониклась сочувствием к дочери. Пусть у них с Тэдом в записной книжке было немного имен, но каждое значило для них что-то. А книжка Бритт была заполнена тем, что она называла «контактами». Фамилии с названием компании в скобках, бизнесмены, торговцы, врачи, дантисты, гимнастические клубы, клубы сквоша. На секунду Мэри с улыбкой задержалась на записи «ма и па». Где же друзья Бритт? Люди, которых она знала так хорошо, что называла просто по имени?
В конце концов она нашла три имени. Джинни, Мел и Лиз.
Она припомнила, что время от времени в разговорах слышала от Бритт эти имена. Однако виделась только с Лиз. Это случилось всего лишь раз, когда она на день приехала в Лондон и встретилась с Бритт и ее подругой в кафетерии магазина «Селфридж».
Ей так не терпелось увидеть свою умницу дочь, которая только что поступила секретаршей в телекомпанию, она жаждала показать ее своим приятельницам, но когда Бритт наконец пришла, то без конца поглядывала на часы, явно тяготясь этой встречей и не желая тратить драгоценный час своего ленча на мать и ее скучных провинциальных подруг.
