Ванна согрела ее промерзшее до костей тело и оживила ее. Эмма накинула белый шелковый халат и присела, напевая под нос, к туалетному столику, чувствуя себя счастливой, как никогда. Она долго расчесывала свои длинные волосы, пока те не засияли в свете ламп, и принялась медленно закалывать их на затылке. Эмма готовилась воткнуть последнюю шпильку, когда, почувствовав, что она не одна в комнате, замерла и напряглась всем телом. Она медленно повернула голову и чуть не упала с кресла. В спальне неожиданно возник Пол. Он стоял, скрестив ноги, с бокалом в руке и внимательно разглядывал ее.
– Прошу прощения, я не хотел испугать вас. Мне бы следовало постучать, – сказал он. – От вас невозможно оторвать глаз, моя радость.
– Как вы проникли сюда? – прошептала Эмма.
– Естественно, через дверь.
Он шагнул к туалетному столику и положил перед ней маленький футляр для драгоценностей.
– Это вам. Наденьте.
Эмма бросила на него короткий удивленный взгляд и открыла футляр. Изумрудные серьги зеленым огнем горели на черном бархате. У Эммы перехватило дух.
– Пол! Они великолепны! – Она нахмурилась. – Но я не могу принять их. Они слишком дорогие.
– Наденьте их, – приказал он.
Эмма дрожащими пальцами вдела изумруды себе в уши и через зеркало взглянула на Пола.
– Они несравненны! Откуда вы узнали, что изумруды – мои любимые камни?
Он улыбнулся в ответ.
– Ниоткуда. Но с такими глазами, как у вас, вы должны носить только изумруды, они – отражение ваших глаз.
Пол поставил свой бокал на столик и, слегка взяв Эмму за подбородок, закинул назад ее голову и поцеловал ее в лоб.
– Если вы не примете их, то глубоко меня оскорбите своим отказом. Возможно, я навсегда перестану разговаривать с вами.
– В таком случае, я чувствую, что обязана принять их. Но это слишком экстравагантно с вашей стороны. Благодарю вас, Пол.
Он отошел от нее.
– Давайте перейдем в другую комнату и немного выпьем, – произнес он, останавливаясь в дверях.
– Сию минуту, я только надену платье.
– Не стоит беспокоиться. Я хочу поговорить с вами. Вы и так прекрасно одеты.
Эмма запахнула белый шелковый халат и последовала за ним, чувствуя себя слегка смущенной, но, заинтригованная его тоном, не стала возражать. Голос Пола показался ей грустным, и сердце ее упало. Может быть, ему надо уезжать во Францию раньше, чем он ожидал? И в этом причина его напряженности? Когда они вышли в гостиную, Эмма сразу увидела, каким образом он сумел проникнуть так незаметно в ее номер. В дальнем конце гостиной была распахнута дверь, и через нее виднелся другой номер, совершенно идентичный ее собственному. Эмма, не подготовленная к столь интимному устройству их апартаментов и смущенная столь явным намеком на то, что из этого следовало, запнулась на пороге.
– Так вот, как вы сюда попали, – с легким раздражением в голосе заметила она.
Пол игнорировал это ее замечание.
– Я думаю выпить виски, но вы, как известно, предпочитаете вино. Я налью вам бокал шампанского.
Эмма следила глазами за расхаживающим по гостиной Полом, и возмущение нарастало в ней с новой силой. „Пол слишком самонадеян! Он воображает, что нашел во мне пылкого и заинтересованного партнера в этой маленькой… забаве”. Эмма сжала губы. Она опять непоследовательна. Неужели она не поняла раньше, в тот самый момент, когда она вошла в вагон, что обратной дороги не будет? Тогда почему разыгравшаяся перед ней сцена так шокирует ее? Это как раз то, к чему он стремился с самого начала, что само собой предполагалось, когда она согласилась приехать в Лондон. И, вероятно, она сама дала ему повод думать именно так.
Пол подошел к Эмме, вручил ей бокал шампанского, сел напротив и, будто прочитав ее мысли, сказал:
– Я не удивляюсь, что вы рассердились, Эмма. Я понимаю, что вы выведены из равновесия и смущены, не так ли?
Она ничего не ответила и, чтобы скрыть волнение, не поднимая глаз от бокала, быстро отпила глоток шампанского.
– Я – чудовищный идиот. С моей стороны это было ужасной самонадеянностью, и я прошу прощения за свое нахальство. Я догадываюсь, что вы подумали о моих намерениях, увидев эту открытую дверь в соседний номер: соблазнение, конечно, тщательно продуманное, к которому я готовился все эти недели. – Его губы скривились в легкой, ироничной по отношению к нему самому улыбке. – Я не слишком искусен, не правда ли? Вы думаете, что еще в машине я решил поставить вас в положение, из которого вам будет совсем не просто выпутаться? Итак, я помогу вам. Сейчас я собираюсь допить этот стакан, после чего я выйду через эту дверь, а вы заприте ее за мной. Когда вы оденетесь, я зайду за вами, и мы отправимся обедать. Никаких обязательств с вашей стороны, ни сейчас, ни потом. Хорошо?
Эмма непонимающе уставилась на него.
– Да, конечно. Но почему вы изменили свои намерения?
Он иронически рассмеялся.
– Я выпадаю из образа? Раскаявшийся соблазнитель совершает благородный поступок! – Он пожал плечами. – Я сам себе удивляюсь.
– Но почему вы вдруг решили проявить благородство?
– Потому, что я слишком люблю вас, чтобы воспользоваться сложившейся ситуацией только ради собственного удовлетворения, не думая о вас и о ваших чувствах.
– Я не уверена, что правильно поняла…
– Вы должны любить меня и хотеть меня не меньше, чем хочу и люблю вас я сам. Иначе во всем этом нет никакого смысла.
Он залпом выпил свое виски и поднялся.
– Теперь бегите одеваться. Я буду вас ждать, и мы поедем обедать.
Он задержался в дверях и, не оборачиваясь, сказал:
– Заприте ее за мной.
Эмма, все еще расстроенная, послушно повернула ключ в замке и села на диван. Она не знала, что ей делать. Он любил ее, и она любила его тоже. Она приехала в Лондон, ясно сознавая, что между ними было заключено безмолвное соглашение, и все же повела себя недружелюбно, против всяких правил. И кроме того, она лицемерила, поэтому и была недовольна собой: ее поведение лишено здравого смысла. Эмма закрыла глаза и ясно увидела Пола за закрытой дверью, ждущего ее, чтобы обедать. Но он также ждет ее решения, которое должно определить их дальнейшие отношения. „Может быть, он специально переложил решение на меня, чтобы уйти от ответственности? Нет, так думать о нем нечестно. В нем нет подобной двуличности. Почему я боюсь сделать этот шаг?” – спрашивала она себя. Внезапно ответ на этот вопрос ударил Эмму с такой силой, что у нее голова пошла кругом. Она боится вовсе не Пола и не своих чувств. Ее пугает сам конечный акт любви, его завершение, из-за отталкивающего прошлого сексуального опыта с Джо. Она боится потерять Пола, если так же, как с Джо, почувствует к нему отвращение, боится, что не удовлетворит его как женщина. Может быть, если бы она объяснила ему…
