реальности и не преставала корить себя за то, что позволила себе уснуть. Эти теплые сны сбили меня с толку. Запутали. Обнадежили, а потом влепили пощечину. Я проснулась.
Саша. Он уехал. Неужели, я больше никогда его не увижу?
Глупое сердце, оно снова стало болеть. Глупая я, раз решила вернуться. Глупая, раз дала этой жизни еще один шанс.
— И что теперь? — спросил Паша.
Я не нашла достойного ответа. Я лишь продолжала стоять на дороге и смотреть куда-то вдаль.
«Почему все так? Как выбраться из этого ужасного круговорота? С чего все началось?» — неустанно спрашивала я себя. И, внутренний голос ответил мне: «Пожар. Когда-то давно он уничтожил твой купон на счастливую жизнь, превратив его в кучку пепла».
Ко мне пришло озарение. Но послало его мне нечто дьявольское.
— Зось, у тебя что, мозги окочурились? Что встала, как вкопанная? Пойдем куда-нибудь.
— Ты можешь подождать меня здесь? — поморгав, спросила я.
* * *
Я упорно приближалась к очагу всех моих бед. Внутренний голос подсказал мне, кто запустил эту воронку несчастья и, поэтому, я хотела избавиться от нее тем же путем, каким он поквитался со мной. Грусть сменилась острым чувством мести, и я была полностью уверена в своем желании. Он должен был за все ответить. Людского наказания для него было недостаточно. Я должна была сама наказать его.
Я подходила к дому Рыбина, крепко сжимая в кармане пачку спичек.
Каким-то крохотным уголком своего сознания, я понимала — это неправильно, но каждый раз возвращаясь в день пожара и напоминая себе о своей непростой судьбе, все эти пустые сомнения быстро улетучивались.
Двор Рыбина был усыпан бутылками и бытовым мусором. Дверь была открыта настежь, поэтому, ни на секунду не задумываясь я проникла в ненавистную обитель.
Салют, ждали?
В доме Рыбина пахло алкоголем и сигаретным дымом. Царил полный хаос. Пройдя на кухню, я заметила спящее на столе тело. Уткнувшись в локоть, Михаил Рыбин спал алкогольным сном. Жизнь не пощадила его тоже. Его одежда была мятой и изношенной, волосы и борода разбавились серебристой сединой. Скорее всего, мужчина до сих пор оплакивал многолетнюю потерю своего сына, и соответственно, потерю любой работы, которую он даже не старался выполнять. Рыбин старший был жалок, совсем, как я, но не он был целью моего возмездия, а его мерзкий сынок. Я мечтала отомстить именно ему. Я хотела лишить его всего родного — дома, семьи и веры, — так же, как он лишил меня. Поэтому, взяв небольшой газетный сверток и достав из кармана спички, я направилась в ложе убийцы.
Мне было шестнадцать, и я решилась на страшное преступление.
Что доводит человека до преступления? Очевидно, другой человек. Ему становиться безразлично на все. Просто плевать. Так что, не доводите человека до безразличия — оттуда не возвращаются.
Без доли сомнения, я открыла дверь комнаты. Сначала я увидела фото, на котором я и Рыбин, а потом заметила нечто живое и притормозила.
Там был мальчик. Маленький. Лет так пяти. Его светлые волосы были взлохмачены, а голубые глаза были ярче океана. Он водил по полу крышкой от пива, издавая звуки похожие на рев мотора. Было весьма иронично увидеть грязный след от чего-то сладкого в уголке его губ. Он напомнил мне Павлика.
— Привет, — тихо поздоровалась я и спрятала спички с газетой за спиной.
— Привет, — беззаботно ответил он и улыбнулся.
Эта улыбка заворожила меня. Что-то магическое было в ней.
— Что ты делаешь? — улыбнувшись в ответ, спросила я и тихонько села на край не заправленной кровати.
Мальчик игриво поморщился, словно я задала наиглупейший вопрос.
— Доставляю генерала гвардии на засекреченную базу, — ответил он и продолжил бибикать.
Я наигранно округлила глаза.
— Ого. Какое ответственное дело.
— Да, но я не переживаю. Мой автомобиль невидимый, а значит, я остаюсь незамеченным.
— Да ну?
— Ага, — покраснел он. — А еще в нем много рычагов, нажав которые, можно попасть в другую вселенную. Вчера я был на галактическом космосе. Там были огромные жабы, они говорили на человеческом языке и плевались патронами. Прикинь?
Я улыбнулась. Мальчик был слишком открытый для своих лет. А еще я помечтала иметь такую же машину, где много рычагов и уехать в другую вселенную.
— Прокатишь меня? — с надеждой спросила я.
Мальчишка отвлекся от «машинки» и вонзился в меня изучающим взглядом.
— А ты кто? Бригида?
Я замешкалась. Понятие не имела о ком идет речь.
— Нет. Я — Злата.
— Тогда тебе нельзя в автомобиль, — покачал он головой.
Что ж, ничего удивительного. Я и не надеялась на такую удачу. Ведь я, всего лишь Злата — несчастная и навсегда обреченная девочка.
— А как тебя зовут?
— Ваня, — ответил он. — Ваня Беляев. Я приехал к дяде Мише погостить на время, пока Васька ушел на войну, защищать нас от нападения инопланетян. А я остаюсь сторожить дядю Мишу. Вот такие дела.
Ох, я вспомнила этого мальчишку. Рыбин упоминал про него в разговоре с Сашей, когда я пряталась в кустах и молила господа остаться незамеченной.
— Ясно, — выдохнула я. — Красивое имя. Ваня.
Он смущенно опустил свои голубые глаза.
— Обычное имя, — буркнул он. — Ничего особенного.
Я понимала, что все мои планы автоматом рухнули. Здесь ребенок, а значит — пожару не быть. Я не могу отнять жизнь у мальчишки, просто потому что сгораю от мести. Глядя в эти зеркальные глаза, я вижу добрую душу. Этот ребенок не способен на зло, коем является его дядя. У него впереди целая жизнь. Счастливая жизнь. Уверена, у него все будет хорошо.
* * *
Нет больше целей. Нет больше сил. Есть только я, Паша, холодный ветер и твердая земля под слабыми ногами.
Мы шли в никуда. Просто шли, шли, с каждым шагом приближаясь к горизонту. Я держала руку брата, моего маленького брата, который надеялся на свою сестру, но она подвела его.
— Зось, а куда мы идем? — спрашивает Паша, уставшим голосом.
— Не знаю, — говорю я, не сводя глаз с садящегося солнца.
— Мы просто идем?
— Да.
— А далеко еще до этого «не знаю»?
— Не знаю.
Сердце разрывается на куски. Скулы ноют.
— Тебе грустно?
— Угу.
— А я хочу кушать, — жалобно скулит он. — Можно я съем твое яблоко?
— Угу.
Мое сердце содрогается от боли, когда Пашка жадно вонзается зубами в гнилой фрукт. Он жует, а по моему лицу катятся слезы.
— Зось, ты чего? Почему плачешь?
— Я не плачу, — я смахиваю рукой слезу, но становится только хуже.
— Перестань плакать, Зось, — волнуется Паша и выбрасывает яблоко в кусты. —
