пульсирует, а ладони потеют. — Он скончался. Узнал, что ты в коме, и у него сердце не выдержало. Похороны были на той неделе, врач запретил тебе говорить, потому что… Прости, я бы никогда, но…
Сбиваюсь. Начинаю тараторить и понимаю, что перед глазами ползут черные пятна.
— Ясно.
Он говорит спокойно. Без эмоций. Я знаю, что он хотел с ним поговорить не так, как всегда. Спросить, почему он решил вымещать всю свою боль на ребенке, который совершил, нет, который пытался защитить мать и не мог знать, что одна маленькая случайность превратит защиту в трагедию.
— Не надо со мной носиться как с маленьким ребенком, Катя. У меня с нервами все ок. Я в состоянии воспринимать информацию адекватно. День в день.
Он обжигает взглядом, от которого по телу бегут мурашки. Я тут же начинаю чувствовать себя еще хуже, чем было. Стыдно и больно.
Теперь он говорит со мной сквозь зубы.
Дан так неожиданно бьет кулаком по тумбочке, что я вздрагиваю. Щеки краснеют, к ним снова прихлынула кровь.
Перед глазами ползут черные пятна. Я чувствую, как затылок тянет вниз. Пространство кружит вокруг меня юлой. Картинка смазывается, дыхание учащается. К горлу подступает тошнота. Отчаянно хватаю ртом воздух, но все равно падаю на кровать.
Тело отпружинивает от матраса.
Дан трогает мое лицо, прощупывает пульс на шее. Все как в замедленной съемке вижу. И то, как в его глазах запечатлевается страх, и то, как он практически выбегает из палаты.
Слышу его голос. Крик. Он зовет врача.
Едва нахожу в себе силы перекатиться на бок, чтобы не стошнило прямо здесь, и подтягиваю к груди колени.
Глава 44
Данис
Последние полчаса я брожу по коридору возле палаты, в которой разместили Катю. То и дело мимо шныряют врачи или медсестры.
Ребра ноют. Голова пока тоже чугунная. Идея с выпиской стала для меня маниакальной. Чувство, что последние недели Катя только и делает, что возится со мной, разрывало изнутри, и я решил, что будет лучше, если я перемещусь в квартиру. Справлюсь как-нибудь.
За дни, что я валялся здесь, постоянно крутил в голове свои воспоминания, и с каждым разом они становились все четче, детальнее. Дом, нападение. Выстрел. Пистолет в моих руках. Кровь. Мама.
Мне было необходимо принять новую реальность. Попытаться начать жить заново с той информацией, которая больше никуда не денется, не ускользнет из моей головы.
Первое, что я хотел сделать после больнички, снова поехать к отцу. Хотел вытрясти из него все, что он знает, в деталях. Людей, что вломились в наш дом, давно уже нет. Он лично их закопал. Тех, что были пешками, и тех, что были ферзями.
Я просто хотел услышать от него эту историю из уст человека, который любил свою жену. Который всю жизнь ненавидел своего сына, но боготворил женщину, что его ему родила…
А теперь у меня даже на это шанса нет. Он поиздевался надо мной и тут. Умер.
Я всю жизнь мечтал, чтобы он сдох, но когда это случилось, оказался к этому не готов. Совершенно.
— Можете пройти.
Медсестра открывает мне дверь в палату. Переступаю порог. Катя лежит на кровати. Бледная. С капельницей. Это я ее довел. Она хотела как лучше, а я поступил как всегда.
Полтора года, что мы не были вместе, изменили меня сильнее, чем я думал. Я веду себя как скот даже с ней. Да, готов убить за нее, но разве это важно, когда именно с ней, со своей любимой девочкой, ты ведешь себя как мудак?
— Как она?
Док все еще в палате, меряет давление.
Катя растягивает губы в слабой улыбке, и это режет по сердцу. Ее выдержка. Я знаю мало людей, кто способен вот так держаться. Оставаться позитивным несмотря ни на что…
— Все хорошо. — Врач расстегивает липучку нарукавника на Катином предплечье. — А вам, мамочка, нужно стараться не волноваться. Больше положительных эмоций, Екатерина.
Катя шире распахивает глаза.
— Мамочка? — переспрашивает.
— А вы не знаете еще?
Доктор смотрит с любопытством, то на меня, то на Катю.
— В ближайшие дни вам нужно сделать УЗИ. Все результаты анализов, что мы сегодня у вас брали, скинем на почту. Лиза чуть позже подойдет, оставите контакт.
— Хорошо, — Катя осторожно, лишь кончиками пальцев касается своего живота и расцветает в улыбке. Правда, на пару секунд. Как только переводит взгляд на меня, поджимает губы. Смотрит настороженно.
Я стою не шевелясь. Осознаю и перевариваю.
Ребенок — это не то, чего я сейчас хочу. Не уверен, что вообще смогу стать для него нормальным отцом. Пример перед моими глазами всю жизнь был так себе…
— Ты же рад? — первое, что спрашивает Катя, когда доктор выходит за дверь.
Киваю и делаю неуверенный шаг к кровати. Присаживаюсь на край, сжимаю Катины пальцы в своей ладони. Они у нее холодные.
Поговорить о чем-то еще мы не успеваем, потому что в палату заходитТата. Я сам ей позвонил, как только Кате стало плохо. Пока ждал под дверью.
— Катюша, моя маленькая, все хорошо?
Наталья Алексеевна подлетает к дочери. От нее пахнет духами. Вижу, как Катя морщится и сглатывает, прикрывая нос ладонью.
Катина мама что-то тараторит, а я снова впадаю в прострацию.
Ребенок? У нас будет ребенок…
Судя по тому, что старшая Токман теперь смотрит на меня, Катя ей уже сказала.
— Вы меня, конечно, удивили. Бабушкой в столько-то лет… — улыбается. — Нужно папе позвонить, да-да. Обрадовать!
Наталья Алексеевна звонит мужу. Вокруг так шумно, слишком много эмоций. Не успеваю переваривать. Несмотря на то, что они пестрят позитивом, я чувствую себя не в своей тарелке.
Каким я
