буду отцом? Мой ребенок тоже будет меня ненавидеть?
Ощущаю, как Катя сжимает мои пальцы. Она улыбается немного измученно, будто через силу это делает.
— Я тебя люблю, — наклоняюсь к ее лицу и касаюсь губ своими. — И я рад. Правда. Просто неожиданно… Хотя как можно говорить о неожиданностях, часто не предохраняясь? — закатываю глаза.
Катя смеется. Ее щеки розовеют, и я понимаю, как чувство, держащее в тисках все это время, меня отпускает. Головная боль медленно начинает отступать.
* * *
Думаю, это второй Новый год в моей жизни, когда я нахожусь в кругу людей, которые мне небезразличны и которым не плевать на меня.
Катя пятый раз за вечер заглядывает под елку. Если просто смотреть на нее сейчас, на то, с какой детской непосредственностью она рассматривает яркие обертки подарков, никогда не скажешь, что эта девочка пережила ад. Не просто пережила — отпустила. Смогла справиться с этим дерьмом и остаться такой же светлой, улыбчивой, маленькой девочкой.
Я в этом плане ее полная противоположность. Мне до сих пор мерещится всякая дичь.
После выписки я все же съездил на могилу к отцу. Разговаривал с памятником и впервые за многие годы понял, что смог нормально поговорить с отцом лишь тогда, когда его не стало. Выплеснуть всю ту боль и обиды, что копились во мне на протяжении жизни. Подобрать слова, которые я бы никогда не осмелился озвучить ему, если бы он стоял напротив меня живым.
Признать, что я всегда отчаянно хотел его любви. Его понимания и поддержки. Хотел разделить с ним горе утраты. Поговорить о маме. Какой она была…
Я ведь толком ее и не помню. Знаю лишь то, что она была хорошим человеком. Любящим, веселым. Катя мне ее напоминает. Своей легкостью. Умением радоваться мелочам…
— Что ты положил мне под елочку?
Катины ладони ложатся на мои плечи. Она садится на спинку кресла, прижимаясь грудью к моей спине.
— То, что ты хотела.
— О, я много чего хотела, — она хихикает, а потом резко замолкает. Прищуривается. — Не говори только, что все?
Пожимаю плечами. Медленно поворачиваю голову. Смотрю в Катины глаза, там застыло удивление.
— Коробок слишком много, — облизывает губы. — Ты серьезно?
Аккуратно обнимаю ее и пересаживаю на свои колени. Катя ерзает, прежде чем устроиться поудобнее и поцеловать меня в щеку.
— Ребята, все уже за столом, одних вас ждем, — Наталья Алексеевна заглядывает в гостиную и машет нам рукой.
— Идем, мама.
Этот Новый год мы встречаем вшестером, точнее впятером. Я, Катя, ее родители, Агата и наш ребенок, который еще не родился.
— Идем?
Катя уже стоит на полу и протягивает мне ладонь. Крепко сжимаю ее пальцы и поднимаюсь с кресла.
Агата уже попивает вино, сидя в центре стола. Это в ее стиле. Вообще очень занимательная бабуленция.
— Аги, — Катя цокает языком, — у тебя давление и мигрени будут.
— У меня уже лет двадцать давление, и что, не жить теперь?! Ванечка, может, по водочке или коньячку?
— Агата! — Катина мама закатывает глаза, но это на ее тетку не действует.
— Давай, только до кровати я тебя не потащу, — шутит Токман и разливает коньяк. Себе, мне и Агате.
Наталья Алексеевна пьет белое сухое, а Катя цедит сок.
До боя курантов ровно час. Раньше я никогда не загадывал желаний. Мне казалось, что это бесполезно. А сегодня, сегодня мне хочется попросить спокойствия. Мне и Кате.
— Ну что, мои птенчики, — Агата смотрит на меня, потом на Катю, — вы в нашей большой семье самые первые молодые родители, от Тимошки-то не дождешься, — она громко смеется и тянется за сигаретами.
— Агата! Ну совсем уже? Курить за столом?!
Наталья Алексеевна забирает у тетушки пачку и откладывает подальше.
— Ты чем старше, Татка, тем вреднее.
— Есть в кого, Агат, — вмешивается Токман.
— Вот от тебя, товарищ генерал, я такого не ожидала.
— Не генерал. — Катин отец берет рюмку и поднимается со стула. — У меня, в общем-то, новость, я ушел с должности. Так что держись, дочь, теперь буду плотно тебя воспитывать, а через годик — сидеть с внуками.
— Папа, ты правда ушел с работы?
— На заслуженную пенсию. Дан не даст соврать.
Я киваю и получаю тычок в бок от Кати.
— Мог бы и сказать, — бурчит недовольно.
— Это не моя тайна была. Ты себя хорошо чувствуешь?
— Сейчас вот даже не знаю, — она театрально прикладывает ладонь ко лбу.
— Ну актриса, ни дать ни взять, — вставляет пять копеек Агата. — Ну все, давайте уже старый год проводим. Засиделись!
Агата первая опрокидывает рюмку, а потом вспоминает одну из своих многочисленных жизненных историй. Их у нее много.
В двенадцать, под бой курантов, Катя пригубляет шампанское и шепчет мне, что загадала всего одно желание.
— Уверен, что оно сбудется.
— И я. Ну что там с подарочками? — растягивает губы в улыбке.
— Пять минут.
Беру Катю за руку, и, когда все садятся, я остаюсь стоять, привлекая этим к себе внимание.
— В общем, мы с Катей решили, что не хотим пышной свадьбы.
— Как? — Наталья Алексеевна так забавно выпучивает глаза, что я невольно усмехаюсь.
— Это я так хочу, мама.
Катя запрокидывает голову, смотрит на меня, поддерживает.
— Это будет маленький семейный праздник, — сую руку в карман брюк. — Но это не все…
— Щас реветь будешь, Татка, — смеется Агата, будто знает, о чем я еще хочу сказать.
— Мы переезжаем. В Италию. У меня там сеть отелей, их нужно развивать, держать все на контроле и… Там будет безопаснее, — смотрю на Токмана.
Он покровительственно кивает. Мы с ним последние дни сутками обсуждали, как будет лучше. Несмотря на смерть отца, за мной до сих пор тянется шлейф его «бизнеса», спокойно работать мне здесь уже не дадут. В ближайшие годы точно. Поэтому решение уехать будет самым правильным.
