я больше ненавижу себя. Я не должен был отпускать тебя, солнце. Я допустил все это, втянул тебя в этот кошмар. Боже, я застрелюсь, если ты умрешь. Не смей, слышишь? Я дышать не могу без тебя, ты мне нужна, Мередит. Я люблю тебя, слышишь? Ты мой мир, ты — мое все. Мы многое не успели сделать. Ты и я — вместе. У меня огромные планы. Я не согласен, черт возьми, ни на что кроме «долго и счастливо» и тупое «умереть в один день». Мередит, умоляю тебя…
Голос срывается на вой. Я кричу, как раненный зверь. Я готов поменяться местами с ней, только пусть она очнется. Боже, я никогда ни о чем тебя не просил, но сейчас я умоляю тебя! Спаси ее! Она чистая, невинная, добрая. Я знаю, что ты хочешь ее себе, но, пожалуйста, не забирай ее сейчас.
Где-то рядом слышится звук сирен. Кайл приехал.
— Помощь здесь, моя любовь, — поднимаю ее на руки и бегу на звук.
Кайл видит меня и бежит навстречу. Он видит Мер, и по его щекам тоже идут слезы. Он смотрит на нее так, будто она уже умерла. Хочу ударить его, чтобы он перестал это делать.
— Она будет жива, — рявкаю я.
Проталкиваюсь к машине скорой помощи. Врачи подготовили каталку, и я останавливаюсь перед ней, не в силах отпустить Мер из рук. Кайл подходит ко мне сзади, кладет руку на плечо и говорит:
— Папа, позволь им помочь.
Я не могу. Такое чувство, если я ее отпущу, то потеряю. Не могу ее потерять. Женщина-фельдшер обнимает Мер за шею, и я рычу на незнакомку, потому что к ней нельзя прикасаться. Я держу ее здесь, в нашем мире. Отпустить не могу.
Не могу, не могу, не могу.
— Сэр, мы отпустите ее, — просит она. — Мы сделаем все, что в наших силах. Мы попытаемся ее спасти.
Я киваю и кладу бездыханное тело Мередит на каталку. Силы покидают мое тело, и я падаю на колени, сжав голову руками. Мер тут же заталкивают в машину, подключают датчики к груди. Протяжный тонкий звон, свидетельствующий о небьющимся сердце, бьет по ушам и по остаткам сожженного сердца. Врачи прикладывают дефибриллятор к груди Мер — ее тело дергается, но аппарат не меняет звук. Еще раз, и еще, и еще…
Зарываюсь лицом в руки, рыдая. Не могу ее потерять, не могу. Весь мир умер, есть только врачи и Мер, вставшая перед выбором уходить ли ей в рай или остаться со мной. И я, который умрет, если она выберет покинуть нас и перестать бороться.
— Давай же!
Не знаю, какая попытка это была, но отчетливо помню слова, которые услышал:
— Есть ритм!
Маркус
Две недели спустя…
Трубка, торчащая из горла Мер, пугает меня. Я вижу, как ее грудь вздымается от дыхания, но сама она не дышит. Мередит прооперировали ровно две недели назад, ей удалили селезенку, зашили все порезы каким-то инновационным способом, чтобы шрамы не беспокоили ее, если она проснется. Черт, когда! Когда она проснется. Врачи ничего не обещают и ведут себя так, словно мы все должны готовиться к худшему. У нее серьезное сотрясение, и удивительно, что не потребовалась операция на мозге. Но факт остается фактом: кровь долго не поступала к нему. Мер может не быть прежней после пробуждения, она может забыть все, но я согласен и на это.
Один докторишка посмел сказать, что шанс пробуждения крайне мал, — через минуту его везли со сломанным носом к травматологу. Заслужил.
Мер вся перебинтована, аппараты, подключенные к ней, постоянно пиликают. Я уже выучил, какой должен быть звук, если все протекает хорошо. Единственное изменение в ритмах, и я тут же звал всех врачей. Отек с ее лица спал, но она выглядела болезенно. От перинатального питания Мер сильно похудела. У нее впали щеки, и лицо осунулось. Когда ей будет можно, я откормлю ее до размеров Юпитера, буду давать ей с ложечки мороженое и запихивать в рот гамбургеры, жареный картофель и ее любимую пиццу.
Нехотя ухожу из палаты Мер и бреду за кофе и чем-то съестным. Я ненавижу покидать ее, потому что боюсь упустить момент ее пробуждения. Или смерти, хотя я и говорю всем, что такого не может быть, в моей голове мелькает и такой вариант событий. Встряхиваю головой, пытаясь проснуться и отогнать от себя дурные мысли. Я сплю не больше четырех часов в день, и недосып дает о себе знак. Кайл и Лекси приходят каждый день, но ночуют в квартире. Лу тоже в Нью-Йорке, чему я очень рад. Она мне не может помочь, но все же я рад ее присутствию. Подруга приносит мне чистую одежду, средства для мытья и книги, которые хоть как-то отвлекают меня. Мы вдвоем смогли убедить Лекси отправиться на учебу, потому что ей надо ходить на лекции. Мер не простила бы себе, если бы ее подругу отчислили за прогулы из-за нее. Миссис Стюарт — единственный человек из прошлого Мередит — тоже приходит навещать мою девочку.
Я переехал в эту гребанную больницу, моюсь и ем здесь. К слову, больничная еда — полное дерьмо. Я изучил все меню: от арбузного желе до мяса неизвестного животного. Прикладываю голову к автомату, пока он наливает мне очередную порцию жижи, которую здесь называют кофе. Забираю свой стаканчик и возвращаюсь в палату. Выпив это дерьмо, беру в руки теплую ладонь Мер и начинаю свою ежедневную традицию:
— Привет, любимая. Я все еще здесь. После твоего выздоровления мы уедем к океану. В Австралию, как ты и хотела. Ты будешь учиться серфингу, а я буду пить рядом, потом посетим коренные народы. Это еще один пункт в нашем плане, поняла? Так что просыпайся поскорее, и мы начнем его исполнять.
Мер не пошевелилась. Я где-то прочитал, что с человеком, находящимся в коме, надо разговаривать. Сначала я болтал о всякой хрени, потом решил, что Мер должна знать, что я хочу быть с ней рядом, что мы — это навсегда. Если она захочет уйти от меня, то пусть проснется и скажет об этом. Целую ее ладонь и продолжаю плести всякую ерунду, когда в палату заходит Кайл. Не смотрю на его лицо, потому что знаю, какое выражение там увижу. Сочувствие и страх, но самое ужасное — смирение. Он будто сдался и согласился с врачами, что Мер может не проснуться. Если он что-то скажет,
