Правда.
С фотографий на Вереина смотрела Маша. ЕГО Маша, черт возьми!
На некоторых фото Маша была такой, какой он ее не знал: волосы цвета меда, только локоны до плеч. Совсем юная. Были фотографии хорошо знакомой Андрею Черной Герцогини. Казалось, это была совершенно другая женщина. Было несколько кадров новой Маши. Она была разной. Где-то — веселая. Где-то — грустная. Где-то — серьезная. Здесь — язвительная и высокомерная. А здесь в ее глазах светилась тоска. Все фотографии были на удивление естественными. Горская нигде не позировала. Камера словно выхватывала кадры из ее жизни. Вот она пинает осенние листья на аллее. Вот садится в свою машину, улыбаясь ей, как родной. Вот стоит на улице, глядя куда-то вдаль, а по ее щеке стекает слеза. Прибил бы того, кто довел Машу до такого состояния! Платье, кстати, на этой фотографии было знакомо — в клеточку. Припомнил Вереин и дверь ресторана за ее спиной. И хлопья снега на ее волосах.
Андрей был зол. Зол на Машу. Глупая девчонка, какого черта она выбежала на улицу в одном платье? Не мудрено, что заболела. Зол на себя. Драмкружок, блин, «Гордость и Предубеждение». Роль Гордости Андрею удалась на все сто. Маше, правда, о ее роли никто не сообщил, но это мелочи. Воображение Вереина читало нужные слова за обоих. Однако больше всего Андрей злился на Игоря. Как тот посмел подглядывать за их с Машей жизнью?!
Хлопнула входная дверь. Через минуту в комнате появился Егоров.
— Как же ты любишь лезть туда, куда тебя не просят, — с досадой произнес он. — Побежишь спасать принцессу от злодея?
— Ты давно знаком с Черной Герцогиней, — Андрей указал головой на фотографии.
— Проницательный, — Игорь встал возле двери, перекрестив руки на груди.
— Выходит, ты втерся ко мне в доверие, чтобы оказаться к ней поближе?
— Андрей, тебе корона, — парень постучал пальцем по темечку, — не жмет? У нас изначально были деловые отношения. К тому же ты, — он сделал акцент на последнем слове, — всячески доказывал, что Маша тебя интересует исключительно в «убийственном плане».
— Но потом-то ты узнал, что я ее… Что я к ней неравнодушен.
— И что? Ты вот тоже узнал, что я к ней «неравнодушен», — саркастически заметил Игорь. — Причем, значительно дольше, чем ты. Для тебя что-то изменилось? — Он сделал небольшую паузу, позволяя Андрею ответить. Хотя вопрос был риторический. — Вот и я о том же. Любовь — не война. Здесь коалиций не создают. Каждый — за себя. Тем более что в твоем случае слово «любовь» даже произносить неловко, да? Вот «неравнодушен» — в самый раз.
— А ты у нас всемирно признанный эксперт по любви?
— Любовь измеряется мерой прощенья, привязанность — болью прощанья.
— И пиит к тому же, — не удержался Андрей.
— Это не я, — Игорь презрительно поморщился. — Это Владимир Леви, известный психолог: «Любовь — измеряется мерой прощенья, привязанность — болью прощанья. А ненависть — мерой того отвращенья, с которой мы помним свои обещанья». Так что глубина твоей любви потрясает. Любимая, — он изобразил пальцами кавычки, — женщина осмелилась написать о тебе правду. О, это смертельное оскорбление! С-сука! На рею! — Игорь ткнул пальцем в сторону воображаемой мачты.
— У вас тут всё нормально? — заглянула в комнату обеспокоенная женщина.
— Всё нормально, мама, — успокоил ее Егоров. — Прости, увлекся. — И когда хозяйка закрыла за собой дверь, более тихо и еще более едко продолжил: — Не правда ли, наглядный показатель, кто для тебя важнее: она или бережно лелеемое эго?
Игорь прошел в глубь комнаты, сел в крутящееся кресло возле компьютерного стола. Он крутанулся к гостю и, уперев локти в подлокотники, сложил руки «домиком». Андрей посмотрел на диван у противоположной стены, но сесть не смог — энергия, бурлящая внутри, требовала выхода.
— О том, что point-ом была Горская, ты тоже узнал до того, как я тебе об этом сказал?
Игорь кивнул.
— Когда?
— После «Роналду». Стало любопытно, кто тебя так достает. Было очевидно, что за всем этим стоит нечто личное. Пользователь с тобой знаком в реале, и чем-то ты ему досадил. Вот я решил уточнить, кто и чем.
— А как тебе это удалось?
— У клиентов возникают разные проблемы, поэтому в моем бизнесе полезно иметь связи среди поставщиков Интернет-услуг. Увы, из всех наших провайдеров знакомый сисадмин у меня только в одной фирме, так что мне просто повезло.
— А мне почему не сказал?
Богатая мимика Егорова отразила его мнение об интеллекте собеседника.
— Зачем? Я залег в засаде, ожидая следующего явления Point'а народу. Когда мне назвали фамилию, я был готов абстену убиться. Она же лично мне предлагала вместе «утешиться». А я сам, добровольно отказался. Увы, больше наша Черная Герцогиня не появлялась.
— С чего ты взял?
— Отслеживал и айпишники, и мак-адреса. Учитывая, что ни в первый, ни во второй раз Мария Петровна даже не попыталась анонимизироваться, вряд ли бы она стала проявлять бдительность потом. Да и уровень Интернет-грамотности у нее не многим выше, чем у младенца.
— Тогда кто писал всё остальное?
Игорь выразительно пожал плечами. Андрей перевел взгляд на фотографию плачущей Маши. Он точно помнил, что сподвигло его обсудить интеллект игроков. Когда личность «тролля» открылась, Вереин еще раз прочитал их форумную переписку и «убедился», что стоило ему задеть Горскую за живое, из нее начинала лезть ее «истинная сущность». Насчёт вещества он оказался прав, а вот с его поставщиком, похоже, промахнулся. Андрей буквально ощущал, как у него удлиняются уши. Он даже откашлялся на всякий случай — чтобы убедиться, что изо рта не вырвется «И-а!».
— Фотографии в университетской группе тоже ты выложил? — дошло до него. — Так это из-за тебя мы поругались с Машей?!
Игорь даже бровью не повел. Он совершенно ровно ответил:
— С Машей ты поругался из-за себя. Ты уже взрослый, Малыш, пора перестать сваливать вину на Карлсона.
Желание врезать подонку стало нестерпимым. Андрей сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. Во-первых, он отдавал себе отчет, что если сейчас даст волю кулакам, то пацана покалечит. Разница в весовой категории и физической подготовке была настолько велика, что драка будет не дракой, а избиением младенцев. Во-вторых, тем самым он подтвердит, что кроме рук и ног у него ничего нет. И в-третьих, Игорь был прав.
— Любовь у него была великая, — продолжал Егоров, покрутив руками-«фонариками». — Где была твоя любовь, когда Маша, бросив из-за тебя Залесского, осталась наедине с автокредитом без гроша в кармане?
