И все же я пытаюсь, нервно переплетая пальцы и пряча взгляд в стол, когда начинаю говорить:
— Я просто хочу, чтобы ты понял меня. Я каждый раз переживала результат любого нашего конфликта с тобой как душевнобольной персонаж. Допустим, мы сейчас попробуем, и я перееду к тебе. А через неделю ты вдруг поймешь, что… — запинаюсь, подбирая более подходящее выражение. — Ты вдруг поймешь, что мы это не то, что тебе нужно. Может, не через неделю, а через месяц. Два. Три. Неважно. Может, я наберу пару-тройку лишних килограммов, и у меня появятся растяжки. Может, я не захочу до родов близости с тобой, а возможно, и после. Мое эмоциональное состояние будет нестабильным, и я буду срываться на тебя по всякой мелочи. А может… может, в конце концов ты осознаешь, что не можешь терпеть меня, держась на одной жалости и чувстве вины. Вот так, — шепотом. — Ты просто поймешь это, и все. А я не стану переубеждать тебя и снова вернусь в кокон страданий. Наверное, я даже привыкла к такому исходу в наших с тобой недоотношениях. Вот только теперь я не одна, Хаким, и мне пора больше задумываться об этом. Я сама сделала этот шаг, сохранив беременность, и я не собираюсь перекладывать ответственность на тебя. — Вновь прикусываю губу, поднимаю взгляд и тут же пытаюсь не обжечься о холод его взгляда, который сейчас застилает самая настоящая снежная буря. Темная. Пугающая. — Просто пойми меня правильно, я не хочу, чтобы наш ребенок пострадал от моей очередной депрессии. Моя беременность и без того проходит в слишком стрессовых условиях. И делать необдуманные шаги, потому что так будет правильно или так принято какими-то этическими нормами нашего общества… — мотаю головой, отгоняя колючее ощущение от глаз. — Не нужно. Это не сделает никого из нас счастливее.
Хаким порывисто откидывается на спинку стула и отворачивает голову в сторону, позволяя проследить, насколько напряжены желваки на его шее и скулах.
— Пиздец, блядь, — цедит сквозь зубы. — На хера ты вбиваешь это себе в голову? На хера делаешь сложности там, где и так все охренеть как сложно?
— Я…
В этот момент Хаким резко поднимается с места, достает из пиджака бумажник, бросает на стол нужное количество купюр, даже больше, после чего настигает меня и совершенно бесцеремонно берет за руку. Ставит на ноги, чтобы накинуть на мои плечи легкое пальто. А затем все в том же напряженном молчании снова хватает мою ладонь и тащит за собой, вынуждая мои ноги семенить так, чтобы я поспевала за его размашистым шагом.
— Хаким… что происходит?
Ноль реакции, и вот мы уже выходим на улицу, где прохладный воздух кусает мои распаленные щеки.
— Хаким! — пытаюсь выдернуть руку. — Айдаров, чтоб тебя! Ты… — взвизгиваю и оказываюсь прижата к боковой дверце «мустанга».
Его дыхание тяжелое, взгляд обжигает и замораживает одновременно, а мужественные губы так близко, что я дрожу от желания ощутить их на себе. Везде.
Гормоны. Убеждаю себя. Это все гормоны…
Хаким прикрывает глаза, делает глубокий вдох и снова смотрит на меня, заставляя сердце забиться в два раза быстрее, особенно когда он проводит большим пальцем по моим губам и ловит мой тихий вздох.
— Хочу показать тебе одно место.
Глава 68
С горящими глазами Айдаров ведет машину на достаточно высокой скорости, но даже ухающее в пятки сердце, каждый раз когда мы входим в поворот или идем на обгон, не заставит меня одернуть его. Что-то мне подсказывает, что сейчас не лучшее время трогать Хакима. Потому что впервые я вижу этого мужчину таким.
Эмоциональным.
Живым.
По-настоящему живым. Не знаю, как объяснить. Это просто чувствуется здесь и сейчас, когда я сижу рядом с ним. Нет больше атмосферы, которая душит меня в тумане ненависти. Теперь им движет нечто иное. Что-то новое, не известное ни одному из нас, волнующее до поджимающихся пальчиков на ногах. Будто это что-то – самое страстное желание и в то же время самый темный страх.
И впервые я… доверяю ему.
Усмехаюсь себе под нос, качая головой.
Думаю, мне просто нужно привыкнуть к тому, что Айдаров может вести себя не только как высокомерный козел. И не ждать подвоха на каждом повороте!
В той же задумчивости касаюсь подушечками пальцев губ и медленно веду ими по нижней, чувствуя, как ее до сих пор покалывает от его грубого прикосновения. Грубого в хорошем понимании этого слова.
Но он так и не поцеловал меня. Это совсем на него не похоже. Обычно Айдаров берет то, что хочет, здесь и сейчас, не заботясь о мнении других. И почему-то то, что он проявил благородство и не поцеловал меня, не заставляет ощущать себя лучше. Разочарование пробирается под кожу с противной настойчивостью, ведь я не прекращаю думать о том, что видела его желание в каждом прикосновении. Хаким определенно хотел поглотить мои губы, только вместо этого открыл дверь и усадил в машину.
Кажется, я никогда не разгадаю этого мужчину.
Не знаю, сколько длится поездка, точнее, я начинаю об этом думать слишком поздно, когда наше безмолвное путешествие уже приводит нас в какое-то садоводство, где Айдаров наконец сбрасывает скорость, но машина не останавливается, пока мы не проезжаем сектор частных домов, оставляя позади все участки. Хаким окончательно тормозит и глушит тачку посреди какого-то поля, за которым раскинулась самая настоящая березовая роща с уже пожелтевшими листьями и видна речка, играющая бликами в лучах заходящего осеннего солнца. На мгновение я зависаю, любуясь такой простой картиной, и в то же время именно эта непритязательность вызывает внутри какой-то детский восторг. Но шорох слева напоминает мне о том, что я не одна. Прочистив горло, убираю волосы за уши и поворачиваю голову в сторону Хакима.
— Куда мы приехали? — срывается с губ тихий шепот, но Айдаров оставляет меня в том же молчании.
Игнорирует мой вопрос и вылезает из машины, а я просто наблюдаю за его действиями. Что еще мне остается? У меня нет никакого понимания, что творится в голове у этого мужчины. Ни единой догадки. Для меня он вечная тайна. Даже не знаю, хорошо ли это или плохо.
Раздается щелчок, я оборачиваюсь через плечо и вижу, что он берет какую-то папку с заднего сиденья, затем, хлопнув дверцей, огибает капот и приближается ко мне, чтобы, как истинный джентльмен, подать мне руку. Вот это его умение — в нужный момент включать все свое обаяние — обескураживает.
Что ж. Мне уже из принципа хочется узнать о том, что у него на уме.
Поэтому я позволяю ему помочь мне выбраться из машины, а после следую за ним, цепляясь за его ладонь, пока он не останавливает нас перед самым полем. Айдаров не отпускает меня и больше не предпринимает каких-либо действий. Все настолько странно, что я недоверчиво поднимаю взгляд на Хакима, он же смотрит куда-то вдаль, большим пальцем поглаживая тыльную сторону моей ладони, а второй рукой почти расслабленно удерживая папку. Почти, потому что, если бы сейчас я попыталась вырвать ее из его рук, у меня вряд ли это получилось бы. Его мнимое спокойствие слишком хорошо мне знакомо. Малейший неверный жест, и я столкнусь с его гранитным упрямством лоб в лоб.
— Что это за место? — вкрадчиво спрашиваю я, наблюдая за его напряженно сжатой челюстью и дергающимся кадыком, после чего все-таки теряю тепло большой ладони. Айдаров открывает папку и дает какой-то документ мне в руки. В какой момент он разучился разговаривать?
Сбитая с толку его поведением, недоверчиво смотрю на файл, а потом на самого Хакима. И так несколько раз, прежде чем принимаюсь читать содержимое документа, а уже через пару минут моя челюсть падает, и я с ужасом перевожу взгляд на Айдарова.
— Ты совсем рехнулся? — мой голос взлетает на октаву. — Это розыгрыш какой-то?
Зато на лице Айдарова ни единой эмоции. Как и в голосе, которым он мне отвечает:
— Никакого розыгрыша.
Я вкладываю документы обратно в папку и резким движением вручаю все обратно Айдарову, принимаясь расхаживать взад-вперед по вытоптанной тропе.
