Пиппа позвала нескольких подруг и расположила их в живописных позах вокруг бассейна.
— Выбирай! — небрежно заявил Джейк. — Блондинка, брюнетка, рыжая… Не знаю твоего вкуса.
Джино окинул взглядом эту выставку обнаженной плоти, чисто символически прикрытой купальниками.
— Вроде бы все ничего.
Джейк рассмеялся и чмокнул губами.
— Послушайся моего совета, возьми блондинку. Она неподражаема.
Джино вспотел в своем костюме-тройке.
— Я бы принял душ и немного отдохнул.
Джейк вспомнил хорошие манеры.
— Конечно, конечно. Я пришлю тебе девушку с чем-нибудь выпить. А потом посидим возле бассейна. Ты же, наверное, хочешь загореть?
— Я хочу делать дело, — последовал лаконичный ответ. — Что ты успел предпринять? Я бы взглянул на участок — чем скорее, тем лучше.
— Это уже устроено. Тайни Мартино одолжил мне свой личный самолет. Утречком полетим. Переночуем во «Фламинго», а на следующее утро вернемся.
— Тайни Мартино? — это имя произвело на Джино впечатление. Он много раз видел Тайни Мартино на экране. Би считала его даже лучшим комиком, чем Чаплин. — Он летит с нами?
— Может быть, может быть. Он настоящий друг. Обещал быть на открытии «Миража».
Послушать Джейка, так подумаешь — отель уже построен и готов к приему гостей. А Джино даже еще не видел проекта.
Навстречу, покачивая бедрами, шла Пиппа Санчес, невысокая мексиканка с соблазнительным, гибким телом и шапкой темных кудрей. На ней были белый купальник и белые босоножки на шпильках. Она эффектно загорела. У себя в Мексико она считалась звездой первой величины, а в Голливуде — старлеткой по контракту. Джейк-Бой с ума по ней сходил.
— Итак, — она драматическим жестом протянула руку, — вы и есть знаменитый Джино Сантанджело, о котором я столько слышала.
Джино пожал ее руку.
— Он самый.
Она изучала его внимательным взглядом из-под густых шелковых ресниц.
— Рада познакомиться.
У нее был слегка хрипловатый голос.
— Взаимно.
Интересно, подумал Джино, выбор включает в себя и эту? Он бы не отказался.
Должно быть, Джейк прочитал его мысли.
— Пиппа — моя девушка. Мы вместе с… сколько, дорогая?
— Год… или два, — небрежно ответила она.
— Как-нибудь оформим отношения.
— Ясное дело. А свиньи будут играть в чехарду у тебя на заднице.
— Актрисы! — воскликнул Джейк. — Держись от них подальше, Джино.
— Вот-вот, — согласилась Пиппа. — Держитесь от нас подальше. Мы кусаемся.
Джино улыбнулся. Ему нравились бабенки, которые за словом в карман не лезут.
* * *
Это был шестой приезд Косты в родной город после похорон. Смерть отца поставила его перед нелегкой проблемой. Что делать? Остаться в Нью-Йорке и защищать интересы Джино? Или вернуться в Сан-Франциско, чтобы заботиться о матери, Леоноре и семейной фирме?
Нельзя сказать, чтобы Дженнифер облегчила ему выбор.
— Поступай, как считаешь правильным. Если ты вернешься во Фриско, навсегда останешься сыном Франклина Зеннокотти. А если мы поселимся в доме твоей матери, она будет во всем зависеть от тебя. И уж конечно, Леонора не потерпит вмешательства в ее дела. Ей тридцать восемь лет. Если она не может жить без выпивки и… мужчин, ты ее не остановишь. Муж — и тот бессилен…
Скорее всего, Дженнифер была права, но Косту не оставляло чувство вины. Он испытывал его всякий раз, когда навещал мать. Это стало одной из причин, почему он одобрил намерение Джино завести бизнес в Лас-Вегасе. Можно будет чаще наведываться на Побережье.
В эту последнюю поездку он отправился без Дженнифер и был этому рад, потому что планировал заглянуть в Лос-Анджелес, увидеться с Джино. Он думал об этом, сидя рядом с матерью в автомобиле. Они ехали к Леоноре, на традиционный семейный обед.
Леонора и ее муж Эдвард жили в доме, похожем на ранчо. Дверь открыла служанка в черной униформе и провела их в отделанную дубовыми панелями гостиную. Леонора расположилась за стойкой. Она сильно располнела. На ней были брюки и блузка. В руке — бокал с мартини. Коста уже не представлял ее себе без бокала.
За стойкой Эдвард мрачно колол лед. Он тоже раздался вширь; красивое лицо стало одутловатым. Всякий бросивший на них взгляд сказал бы, что когда-то это была очень красивая пара. Когда-то…
— А, нью-йоркский гость, — резко заметила Леонора. — Как это тебе удается так часто вырываться? Неужели твой дружок-уголовник тебя отпускает?
Коста не обращал внимания. Она только и делает, что отпускает шпильки в адрес Джино, получая от этого извращенное удовольствие.
Эдвард вышел из-за стойки и протянул руку.
— Как дела? — спросил Коста, пожимая ее.
— Банковские дела — смертная скука. У меня одна светлая мысль плюнуть и провести остаток жизни на поле для гольфа.
— Вот как, — саркастически заметила Леонора. — А я-то думала, что ты как раз этим и занимаешься.
В этот момент вошла Мария — хрупкая двадцатилетняя девушка. Она напомнила Косте Леонору в том же возрасте, только у Марии был совсем не такой характер. Скромная, сдержанная, очаровательно несовременная…
— Добрый вечер, дядя, бабушка, — она сердечно расцеловала обоих.
— Боже! — воскликнула Леонора. — Неужели ты снова останешься к обеду? Ты что, не ходишь на свидания? Да у меня в твоем возрасте толпился целый хвост у дверей!
— В ее возрасте ты уже была замужем, — поправил Коста.
— Не лезь не в свое дело! — Леонора погрозила дочери пальцем. — Это что-то ненормальное.
На щеках Марии вспыхнул румянец.
— Я-то нормальная!
— Ты мне не хами! — взвилась Леонора. — Слышишь, Эдди? Что она себе позволяет!
— Заткнись, — коротко сказал тот.
Леонора передразнила:
— «Заткнись»! Да она так и проторчит до конца своих дней у себя в комнате, а если и будет изредка выползать, то чтобы нагрубить мне. А тебе, видите ли, нет дела!
— Леонора, прошу тебя!
Мария метнула виноватый взгляд на Косту и бабушку. Ей было стыдно за выходки своих родителей.
— У Дженнифер грандиозный план, — выпалил Коста. — Как насчет того, чтобы Мария приехала к нам погостить этак на месячишко? Кстати, и отметит двадцать первый день рождения.
Лицо девушки озарилось радостью.
— Нет! — рявкнула ее мать. — Якшаться там с твоими дружками-гангстерами? Не позволю!
— Ну мама! — взмолилась Мария. — Пожалуйста!
— Она не будет якшаться с гангстерами, — терпеливо объяснил Коста. — У Дженнифер множество подруг — всеми уважаемых светских дам, а у них — исключительно порядочные сыновья.
