— Час. Успеваем… — подъехав к шлагбауму, Зиновьев нажал кнопку автоматического получения билета. — Даже быстрее добрались, чем планировал…
— …Ну, до встречи! — протянул Ладышев руку сначала Зиновьеву, затем Поляченко.
— Ни пуха!
— К черту!
— Мягких посадок, Вадим Сергеевич! — пожелал Саша.
— Спасибо!
Прихватив чемоданчик, Ладышев скрылся за автоматическими дверьми.
«Прямо сейчас ехать к Екатерине Александровне или подождать до завтра? — думал над поставленной шефом задачей Поляченко, пока они съезжали по пандусу. — У Владика день рождения, завтра не до нее будет… И все-таки подожду до завтра. Может, Обухов придет в себя… Но подготовить машину в дорогу Саше придется…»
Катя дочитала дочери сказку, выключила настольную лампу, дождалась, пока та уснет покрепче, встала, присела к ноутбуку. Самым ожидаемым в почте был бы ответ от издательства, но, как она понимала, рано. Электронный вариант рукописи попал к ним только вчера, текст объемный, даже чтобы просто дочитать до конца, нужно немало времени. И все же…
Вестей от издателя не было. Заглянув в соцсети, она пробежала глазами ленту, которая пестрела уже не «котиками»: у каждого третьего, а то и чаще, мелькали корзины, ведра, ящики грибов…
«А я и не сообразила хоть один сфотографировать на память, — расстроилась Катя. — Смотрела бы и вспоминала этот день: грибы, машина, Вадим… Странное чувство: вроде как и рядом были, вроде куда уж ближе, а расстались — будто снова между нами стеклянная стена… С одной стороны, знаю, как ее разрушить. С другой — не уверена, что это что-то изменит. Это будут уже другие отношения: родители-партнеры, воспитывающие общее чадо… А хочется любви, которую по собственной глупости потеряла. Зато у меня есть любовь всей моей жизни — дочь! И я не одинока. Взять ту же Ленку: не колеблясь сделала выбор в пользу больного ребенка. Надо ей написать…»
Пришлось напомнить Полевой об обещании выслать австрийский телефон Лены.
«Извини, закрутилась, забыла», — быстро ответила Мила.
Дальше последовал номер, по которому Катя легко отыскала Колесникову и в скайпе, и в вайбере. Следовало дождаться ответа на запрос, но не факт, что Лена прямо сейчас в сети. Потому вслед за запросом Катя ей написала: «Леночка, дорогая, здравствуй! Я в Минске, хотела с тобой встретиться. Прости, но я ничего не знала об Элечке. Понимаю, уважаю, люблю. Ответь, пожалуйста. Катя».
Отправив сообщение, она закрыла ноутбук, отключила в телефоне мобильные данные и заползла к Марте под одеяло. Было слышно, как на кухне, заканчивая перерабатывать грибы, возятся отец с Ариной Ивановной, тихо переговариваются между собой. Возможно, хотят и с ней поговорить, ждут, когда выйдет.
Но выходить к ним Кате не хотелось: впечатлениями о лесе и грибах они уже обменялись, о вчерашней продаже квартиры она тоже всё рассказала. Ни о чем другом больше говорить не хотелось. Да и нечего сказать: историю о том, как она едва не попала в лапы бандитам, им лучше не знать, о том, что случилось между ней и Вадимом, — тем более. Это ее личное: и горе, и счастье.
«И все же жаль, что я не успела рассказать Вадиму о Марте… — подумала она, закутываясь в одеяло. — Всё против меня. И это долгожданное письмо из Японии, и слова Поляченко… Все против нас… И приговором звучат слова…»
Отбросив одеяло, Катя даже присела на диване, настолько явно прозвучала в голове стихотворная строка. Стихи к ней не приходили больше четырех лет. Не слышала она их мелодии, все мысли были сосредоточены на здоровье дочери. И вот на тебе!..
Надо записать!
Все против нас… И приговором
Звучат слова. Несправедливо.
А помнишь, как всё начиналось?
Так долгожданно, так красиво.
А помнишь, как всё продолжалось?
Ругая время-быстротечность,
С какою жаждой целовались,
Как нас любила бесконечность!
Паденья, бездна, звезды, небо —
И нежность в каждом взгляде, вдохе,
То — обреченность, то — надежда.
Машина на лесной дороге…
Как бесконечен миг любви,
Как дорого его познанье!
Минуты умиротворенья…
Рука в руке, одно дыханье…
А помнишь, чем всё же завершилось:
Мы улыбались и мечтали.
…Всё против нас? Неправда, милый,
Пока мы против нас не встали.
Перечитав по привычке набранные на одном дыхании строки, Катя снова опустила крышку ноутбука.
«Надо со всем этим переспать, — снова укуталась она в одеяло. Слегка знобило: то ли от эмоций, то ли всё же подмерзла днем под дождем. — Возможно, завтра все будет восприниматься иначе…»
Но сон не шел. Уже и согрелась, и несколько раз до ста в уме посчитала, но никак не удавалось отрешиться от воспоминаний о событиях прошедшего дня. Улыбалась, вспоминая до мелочей подробности и утреннего разговора, и поездки в лес. Всё настолько ярко запечатлелось в памяти, что стоило только вспомнить тот или иной момент, как снова накрывало невероятно амплитудными эмоциями счастья.
«А ведь он сейчас где-то в самолете… Интересно, чем занят, о чем думает? Только о работе или так же, как и я, в который раз заново перебирает в памяти прошедший день? Хорошо, если бы так… И как мы с ним похожи, страдая, — вспомнила она глубокую печаль на лице Вадима, когда он рассказывал о сыне. — Амплитудные… Мы с тобой одинаковы — мы живем амплитудами… Опять… Да что ж это такое!» — скорее порадовалась, чем огорчилась Катя, снова встала, набросила на плечи плед, присела за стол, открыла ноутбук.
Мы с тобой одинаковы —
Мы живем амплитудами,
Как близняшки, похожие
Настроенья причудами.
То взлетаем, то падаем —
Не дано нам планировать.
Не умеем — по капельке,
Нам бы всё фонтанировать.
Коль уж слёзы — то горькие,
Коль веселье — то буйное,
Коль царапать — отчаянно,
Как стекло пескоструйное.
Коль любить — то неистово,
До ума помешательства.
Тосковать — так до судорог,
До лекарства вмешательства.
То — страстями безумными,
То — тревогой подспудною,
Словно бы соревнуемся:
Мы ж с тобой амплитудные…
«Всё, спать! — приказала она себе, с трудом утихомиривая царившее в душе ликование. Два стихотворения за час! Душа словно ожила после четырехлетней спячки, выплескивала переполнявшие ее эмоции. — Всего-то и требовалось — позволить себе снова любить… Мягких посадок, любимый мой человек…»
