еще — что-то грубое и неукротимое. Что-то близкое к панике.
Мой взгляд встретился с ним. Последний прощальный взгляд, и я вышла за дверь.
Как только я оказалась в холле, мой пульс подскочил от звука разбитого стекла. Я представила, как мой апельсиновый сок растекается по кухонному полу рядом с тем местом, где лежало мое выброшенное сердце.
Десять минут спустя я сидела на диване, не зная, что мне делать и куда идти, когда открылась входная дверь.
Я посмотрела на него, но он не выдержал моего взгляда, закрывая за собой дверь. Он всегда смотрел в глаза. Он оделся, не пожалев даже зажима для галстука и запонок.
— Хочешь знать, что сделало меня таким? Хорошо. — в его голосе слышалась горечь. — Я расскажу тебе.
Он прошел дальше в комнату, остановился в нескольких метрах передо мной, а затем резко выдохнул, будто не мог поверить, что делает это. Словно он уже пожалел об этом.
Мои легкие сжались от неуверенности, затем раздулись от облегчения, что он сдается.
— Моя мать готова на все ради нескольких долларов, Джианна. Все, чтобы быть под кайфом. Героин был ее любимым наркотиком, но она была далека от привередливости.
Я сглотнула, теперь понимая, почему он был таким неприятным, когда вытащил меня из тюрьмы, хотя мы встречались раньше. Наркотики. Наверное, он испытывал ко мне отвращение.
— Каким-то образом она связалась с сутенером из Братвы. Мы все знали, когда к ней приходил клиент, потому что они всегда стучали три раза, и это сотрясало всю однокомнатную квартиру, в которой мы жили. Это был бесконечный цикл. До четырех утра я не мог заснуть под звуки траханья в соседней комнате.
Он покрутил часы на запястье. Раз, два, три.
— Ты считаешь, что я теперь красив? — его взгляд наполнился сарказмом. — Видела бы ты меня ребенком.
Моя грудь похолодела, когда ужас закипел внутри.
— Некоторые из ее клиентов, похоже, больше интересовались хорошеньким пятилетним мальчиком, чем моей матерью. И она без колебаний шла им навстречу. Ты знаешь, что я помню, как самое раздражающее? У меня был американский четвертак, который я держал под подушкой. Это единственная вещь, которая у меня была, — его голос стал кислым, — И они всегда, блядь, прикасались к этому. Поднимали, улыбались и бросали обратно.
В глубине моих глаз горели слезы. Я позволила им скатиться по моим щекам, пока он продолжал.
— В конце концов мама вспомнила, что у нее двое сыновей. Тогда деньги действительно могут прийти. — его глаза вспыхнули презрением. — Это был первый человек, которого я убил, malyshka (прим.пер: Малышка). Ударил его в спину кухонным ножом. Мне тогда было семь. Появились двое мужчин, избавились от его тела, и она больше никого не посылала к моему младшему брату.
Я не знала, ожидал ли он, что я буду осуждать или ужасаться тому, что он сделал. Я не чувствовала ни того, ни другого. Некоторые люди заслуживали смерти.
Гримаса тронула его губы.
— Никто не убирал кровь правильно. Она просто лежала там годами, это красное, затянувшееся пятно. — он закончил это задумчиво, будто представлял себе это пятно прямо сейчас. — Русские суеверны, и в конце концов они стали слишком напуганы, чтобы прикоснуться ко мне. Мои глаза мешали им.
Я придвинулась к краю дивана, делая неглубокий вдох.
— Но эта сказка еще не закончилась. Думаю, мне было тринадцать, когда она, спотыкаясь, вернулась домой, пьяная или под кайфом, а может, и то и другое. Она упала на меня сверху на диване, приняв меня за одного из своих клиентов.
Горький вздох вырвался у него.
— Она пыталась трахнуть собственного сына.
Желчь скрутилась у меня в животе, поднимаясь к горлу.
— В ту ночь она уснула на полу, лежа на спине. Она начала давиться, но вместо того, чтобы перевернуть ее на бок, мы с Ронаном стояли и смотрели, как она давится собственной рвотой.
Мое лицо побледнело.
Я прикрыла рот рукой.
Он издал насмешливый звук, увидев выражение моего лица.
— Извини, что не могу рассказать тебе историю о белом заборе, которую ты так долго ждала.
Я побежала в туалет, и меня вырвало.
Джианна
Склонившись над унитазом, я вытерла рот тыльной стороной ладони.
В уголке моего сознания заиграло зерно сомнения. А потом оно лопнуло, будто я разогрела его в микроволновке.
У меня не слабый желудок.
И хотя его история была душераздирающей и тревожной на нескольких разных уровнях, она не ужасала меня до такой степени, что я избавилась от вчерашнего ужина в унитаз.
Я встала, почистила зубы и пошла одеваться.
Он рассказал мне все это, думая, что я больше не захочу быть с ним. Я поняла это по выражению сожаления на его лице еще до того, как он начал. Он думал, что я увижу в нем жертву или, возможно, еще меньше мужчину.
А что касается его матери, то я не испытывала никаких угрызений совести.
Я не видела его иначе, чем раньше. Теперь я чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо. И хотела быть ближе, знать больше — все — как то, что случилось с ним и его братом после. Я хотела сказать ему, что люблю его.
Я просмотрела варианты на полке. Розовые коробки. Синие коробки. Все виды — умный таймер обратного отсчета, сверхбыстрое время реагирования и возможность раннего обнаружения. Это было немного ошеломляюще. Я схватила тот, что был в самой яркой коробке.
Мои руки дрожали, когда я стояла перед зеркалом в ванной и открывала пачку. Я не знала почему. Это просто невозможно. У меня были месячные неделю назад. Конечно, сейчас светлее, чем обычно — на самом деле, последние несколько дней были такими — но все же, месячные есть месячные, верно?
Следуя инструкциям, я поставила тест на раковину и села на край ванны, в ожидании.
Я пожевала губу.
Проверила, нет ли секущихся кончиков.
Постучала ногой по полу.
Боже, это просто смешно.
Я встала, подошла к тесту и подняла его.
Внутри меня все задрожало. Это начало медленно продвигаться к моим конечностям. Оно дрожало в моих венах и горело в глазах. И когда достигло моего сердца, то сжало его в тисках, оставив после себя тугое, теплое ощущение.
Я скользнула вниз по двери ванной, уставившись на две розовые полоски.
И зарыдала, как ребенок.
На
