— Это из-за меня? — спросила я. Мне необходимо было знать.
Дэниэл отрицательно помотал головой:
— Нет, нет, не из-за тебя, Делайла. Клянусь.
— Уверен?
— Абсолютно. — Взяв мои руки в свои, Дэниэл умолял меня не уходить: — Пожалуйста, прошу, вернись и поговори со мной. Я хочу помочь тебе разобраться с этим, правда.
Я смотрела на Дэниэла, и мне было жаль его. Жаль себя. Жаль нас обоих, потому что оказались в ужасно неловкой ситуации.
— Я уже все узнал, — продолжал он. — Так что все равно.
Я вздохнула. Он был прав.
— Ладно, — чуть помедлив, согласилась я. Дэниэл радостно улыбнулся. Пока он вел меня в дальний тихий угол церкви, чтобы спокойно поговорить, я не удержалась и заметила: — Знаешь, обычно я лучше выгляжу.
Дэниэл ухмыльнулся:
— Не сомневаюсь.
В течение следующего часа мы с Дэниэлом подробно обсуждали мои проблемы. Хотя я пришла не за отпущением грехов, тем не менее начинала злиться из-за того, что он не давал мне его. Я упорно настаивала на своем раскаянии, а Дэниэл столь же упорно возражал.
— Делайла, если бы у тебя не было секса с Роджером прошлой ночью, сегодня ты не пришла бы сюда исповедаться. Я ведь прав?
— Ну да, возможно.
— Именно так — ты не сожалела ни об одном из них, пока не переспала с последним. И единственная причина твоей невыразимой печали заключается в том, что ты превысила лимит, который установила для себя.
— Ну и что? Сейчас же я раскаиваюсь. Разве не в этом суть?
— Нет, потому что установи ты лимит в двадцать пять мужчин — и тебя здесь не было бы и ты не испытывала бы чувства раскаяния. Сидела бы спокойно дома, лечила похмелье и пыталась вычеркнуть из памяти вульгарного мужика, рядом с которым проснулась утром. Ты не раскаиваешься по-настоящему.
Я приуныла — Дэниэл был прав.
— Послушай, тебе нужно проанализировать другую проблему, и, пока ты этого не сделаешь, пока не разберешься, почему меняешь мужчин как перчатки, я не дам тебе отпущения грехов.
— И как же мне это сделать? — спросила я, мрачнея. Это все-таки было нечестно.
— Что ж, можешь для начала вернуться домой и составить список всех двадцати своих мужчин.
— Список?
— Да, список. Вспомни, почему ты переспала с каждым из них, а потом попробуй разобраться, почему из этого ничего не вышло.
— Разобраться?
— Вот именно.
Я мотнула головой:
— Из этого ничего не выйдет. У меня недиагностированный СДВ. То есть я могу составить список, но этим все кончится. Аналитическая часть не предусмотрена.
— Ладно, — пожал плечами Дэниэл. — Тогда смирись с мыслью, что однажды станешь шестидесятилетней женщиной, у которой был секс с семидесятью восемью мужчинами.
Да, это не смешно.
— Дел, тут быстро не разберешься, — продолжал Дэниэл. — Простого решения здесь нет. Тебе придется поработать над проблемой, или будешь раз за разом совершать одни и те же ошибки. Составь список, хорошо? А потом опять приходи ко мне.
— Ладно, хорошо, — сдалась я. Шумно вздохнула: — Господи, насколько же легче было исповедоваться, когда я была подростком! Когда самым страшным прегрешением было периодическое сквернословие.
— Ты забываешь, что мы росли вместе, — пошутил Дэниэл.
— А кстати, ты все еще общаешься с Нэйтом? — поспешила я сменить тему.
— Нет, мы не виделись уже много лет. А ты?
— Тоже нет.
Нэйт был лучшим другом Дэниэла. Именно ради него я пошла тогда на концерт Сантаны. Его я пыталась заставить ревновать, переспав с Дэниэлом. Нэйт был у меня первым, № 1.
Дэниэл проводил меня до дверей, спросил, приду ли я завтра на мессу.
— Ну да, наверное… — беззастенчиво соврала я.
— Тебе действительно нужно прийти. В твоей жизни недостает Иисуса, Дел.
— Мне недостает гораздо большего, чем Иисус.
Жевательная резинка и маленькие щеночки
Моя квартира расположена на четвертом этаже старого дома в Нохо, по соседству с Ист-Виллиджем. Я старалась подниматься по лестнице как можно тише. Не хотела, чтобы Мишель знала, что я уже дома. Я пока не решила, рассказывать ли ей о Роджере.
Добравшись до своего этажа, я чувствовала себя так, словно взобралась на Эверест, и без сил рухнула на пол. Я лежала, переводя дыхание, как вдруг соседняя дверь распахнулась, до смерти напугав меня. Прежде чем я сумела встать, из-за двери вышли четверо мужчин лет пятидесяти, трое из них были в форме полиции Нью-Йорка. Увидев меня, полицейские улыбнулись.
— Похоже, Колин — не единственный, кто попал в передрягу нынешней ночью, — заметил один из них.
Пока я поднималась на ноги, в дверях возник мой сосед Колин — в коротких черных трусах и обтягивающей белой футболке. При виде меня он взъерошил темные грязные волосы и ухмыльнулся.
— Не слушайте его, — произнес он с сильным певучим ирландским акцентом. — Он просто шутит.
Я улыбнулась и кивнула в ответ. Мы мало знакомы. Знаю лишь, что он несколько месяцев назад приехал из Дублина и что он классный. Лукавый блеск в его огромных карих щенячьих глазах заставлял женщин таять, а мужей — беспокоиться. В юности он, наверное, был похож на Джонни Деппа. Мы с ним, кажется, были ровесниками.
— Делайла, это мой папа, — жестом указал он на мужчину, стоявшего рядом, того, что был в гражданском. Слово «мой» он произносил как «май», что мне показалось милым. (Подобные странности всегда меня восхищают, когда мучаюсь похмельем.)
Вместо того чтобы поприветствовать меня, папаша обернулся к Колину и похлопал его по плечу:
— Господи Иисусе, нельзя быть таким бесстыжим, сынок! Пойди надень штаны, прежде чем беседовать с дамой, а?
Он тоже говорил с ирландским акцентом.
— Ой, перестань бесноваться. — Колин оглядел себя. — Ради всего святого, я же одет. — Затем поднял взгляд на меня: — Делайла, мой вид тебя задевает, а?
Задевает ли это меня? Да его короткие трусики — лучшее, что я видела за последние два дня.
— Нет, все чудесно, — ответила я, стараясь не пялиться на него слишком пристально.
Колин с улыбкой повернулся к отцу:
— Видал?
Покачав головой, папаша наконец протянул мне руку.
— Джимми Броуди, — представился он. — Приятно познакомиться, ага. Делайла, верно?
— Верно, — кивнула я.
Джимми обернулся к своим спутникам:
— Делайла, это мои друзья. Все они тоже Джимми, — и, начиная с левого фланга, перечислил: — Это Джимми Каллаган, Джимми Мэрфи и Джимми О'Шонэсси. — Затем, обращаясь ко всей компании, распорядился: — Джимми, поздоровайтесь с Делайлой.
Все Джимми хором поздоровались. Они в отличие от Колина и его отца говорили как жители Нью-Йорка, из чего я сделала вывод, что они не из Дублина. Пожав руку каждому, я обернулась к Колину:
— Кажется, теперь я знаю, к кому обращаться, если будут проблемы.
Все дружно рассмеялись.
— Да уж, — проревел Джимми Мэрфи. — Как будто нам не хватает забот с этим. — Он хлопнул Колина по плечу.
— Эй, я не сделал ничего дурного, — защищался Колин. Виноватая усмешка на лице, однако, утверждала обратное.
— Ладно, — громогласно заявил Джимми О'Шонэсси.
Придется напомнить о пьянке в общественном месте и нарушении порядка. Делайла, с тех пор как приехал, он уже дважды ввязывался в драку.
— Ага, по соседству с вами живет настоящий уголовник, — подмигнув, добавил Джимми Каллаган.
— О, не пугайте девушку, — вмешался Колин. — Я вовсе не уголовник. Первое нарушение общественного порядка произошло в мой день рождения.
— А что со вторым, сынок? — поинтересовался папаша Колина, хотя наверняка знал и так.
Джимми Каллаган прикрыл ладонью рот Колина и ответил за него:
— Я помню. Тогда шел первый снег, и, слепив снеговика в центре Парк-авеню, ваш сынок произнес речь о том, как важно любить Землю-матушку, в ходе которой перебудил весь квартал.
Все Джимми расхохотались в полный голос, а Колин чуть покраснел.
— Ладно, ладно — смейтесь сколько хотите, — пробормотал он с улыбкой. — Я благодарен жизни и не считаю это само собой разумеющимся, ну и что?
— Джимми, парни, нам пора. — Джимми Броуди взглянул на часы. — Приятно было познакомиться, Делайла. До встречи, надеюсь.
— Да, я тоже, — сказала я.
Джимми направились по лестнице вниз, я попрощалась с Колином и открыла дверь своей квартиры. Я была уже на пороге, когда Колин окликнул меня. Он по-прежнему стоял в дверях. И по-прежнему в трусах.
— Я хотел сказать, это, конечно, лучший способ проводить время, — начал он, внимательно глядя на меня, — но вы выглядите несколько зеленовато.
— Зеленовато? — рассмеялась я. — Вы ирландец, так что это, видимо, следует считать комплиментом и не сердиться на вас.
— Простите, — смущенно хихикнул он. — Но что вы пили вчера?
