Наши пути разошлись навсегда в тот день, когда зареванная Франческа нарисовалась у меня на пороге. Она вытащила кулак из кармана дешевого синего анорака, разжала пальцы и, как малыш демонстрирует друзьям обсосанный леденец, показала мне смятый и мокрый от пота тест на беременность: две невинные синие полоски, более многозначительные, чем мы могли себе представить.
В то время Ник был таким же надежным и порядочным, как сейчас. Только тогда он еще участвовал в маршах и протестах, а сейчас работает в некоммерческой организации и убеждает гигантские корпорации вроде «Найк» и «Гэп» отказаться от эксплуатации детей на производстве. А Франческа была талантливее нас обоих вместе взятых. Она не только считалась гордостью школы, ее признали лучшей в регионе сразу по трем дисциплинам. Задолго до выпускных экзаменов ей было обеспечено место в ведущей юридической фирме. Когда она решила оставить ребенка, ей обещали придержать место, но Франческа им так и не воспользовалась, и в конце концов поток предложений иссяк, а новые молодые дарования стерли воспоминания о прежних. Франческа и Ник были так осторожны, что не могли взять в толк, каким образом Франческа залетела. Собственно, полнейшее недоумение и сыграло решающую роль. Если ребенок стремится в жизнь, несмотря на все кондомы, прерванные акты и метод «безопасных» дней, значит, он имеет право родиться. Под этим лозунгом Франческа родила первой на своем потоке, через восемь дней после сдачи последнего экзамена. Вес Каспара при рождении превысил три восемьсот. Даже здесь Франческа умудрилась получить высшую оценку: по шкале Апгар ее сын набрал десять баллов из десяти возможных.
Ник и Франческа поженились, когда Каспару было девять месяцев. В тот же день состоялись и крестины. Мне достались роли крестной матери и подружки невесты, и я исполнила их в одной и той же юбке-шаре, по уродливой моде конца восьмидесятых. День был знаменательный. В ответ на просьбу викария отринуть зло я скрестила за спиной пальцы: в двадцать лет для таких сделок я еще не созрела. Я веселилась напропалую. Когда в воздух взлетел букет невесты, я стояла столбом, пока он не упал к моим ногам. Я точно знала: брак подождет, незачем торопить события. Ловить розы на всякий пожарный я не собиралась. В том, что когда-нибудь я выйду замуж и обзаведусь детьми, у меня и тени сомнения не возникало. Теперь, когда я убеждена, что моя житейская мудрость ничтожна, мне совершенно ясно: в те времена я не знала ровным счетом ничего.
Когда Каспару было восемь лет, родилась его первая сестра, Кэти, а через три года — вторая, Поппи. Франческа забросила юриспруденцию, зато преуспела в построении счастливой крепкой семьи. Подумать только, а я так жалела ее в тот день, когда скрестила пальцы и пренебрегла букетом.
Я оглянулась: Франческа сидела в обнимку с Ником на диване и смотрела, как дочери вскрывают подарки. Ты ошиблась, Франческа. Быть мной нелегко, потому что я хочу лишь одного — поменяться с тобой местами.
Я взяла плащ и попрощалась. Спустившись с террасы, обернулась: над слуховым окошком в крыше вился дымок. Я успела заметить на темном фоне тлеющий кончик косяка, или как там их теперь называют, и поняла, что новое увлечение Каспара перерастает в привычку. Перед тем как сесть в машину, я отправила Каспару СМСку. Элегантную, информативную и почти поэтичную. «Не придешь на свой ДР — скормлю обед айподу». По городу я ехала с поднятым верхом машины, слушая слюнявую, как всегда в воскресенье вечером, музыку по радио, — от нее меня воротит, но радио я никогда не выключаю. Я чуть было не свернула к дому Клаудии, но вовремя решила, что на сегодня с меня довольно супружеского блаженства и домашнего уюта, и направила свой «мини» к дому, навстречу одинокой воскресной ночи и завтрашнему безделью.
Телефон заверещал, когда я вошла в квартиру и пинком закрыла дверь. Как ни странно, звонила Самира. По воскресеньям она не тусуется. Развалившись на диване, я настроилась выслушивать извинения за вчерашнее, но не тут-то было. Пора бы мне уже изучить Самиру. По-моему, ее фамильный девиз — «Лучше смерть, чем извинения!». Потому-то ее родные и не общаются друг с другом.
— Воскресный суицидальный надзор за одиночками, — объявила она.
Само собой, я оскорбилась.
— Да не за тобой, балда, речь о моих одиноких друзьях и всех тех, кого они притащили в Лондон на ужин. Это моя новая затея; пришла в голову, пока тебя не было. Воскресные вечера стали невыносимы. Я уже собиралась выброситься из окна, когда меня осенило. Так ты приедешь? Одевайся попроще, без церемоний.
На минуту я так растерялась, что буквально онемела. Не каждый способен тусоваться в воскресенье вечером: наваливается тоска, щемит сердце, так и подмывает запеть «Совсем одна» из «Отверженных».
— Соглашайся, Тесса. Незачем женщине рыдать в подушку воскресным вечером, если можно заняться чем-нибудь поинтереснее.
За это я и люблю Самиру: что у нее на уме, то и на языке. Конечно, если отплатить ей той же монетой, ссора затянется на несколько недель. Но я твердо усвоила: друзей не переделаешь, остается либо многое пропускать мимо ушей, либо полюбить все, что тебе в них не нравится. И я занялась совершенно нетипичной для воскресного вечера проблемой под названием «нечего надеть». Знаю я этих друзей Самиры. Если они умеют одеваться «попроще», тогда Джордж Буш — великий оратор.
Через час, взбудораженная до предела, я подкатила к дому Самиры. Верх авто я снова опустила, в гардеробе отыскала джинсовую мини-юбку, низко сидящую на бедрах и демонстрирующую мою главную гордость — плоский живот и стройные загорелые ноги. Машину я взяла с умыслом, чтобы не надраться и заодно держать мужчин на расстоянии. Завтра понедельник, какие могут быть попойки? Лифчик телесного цвета на широченных бретельках, сам по себе уродский, отпадно смотрелся под белой футболкой, которая и загар подчеркивала, и прикрывала прыщи на спине, когда они появлялись. К счастью, из отпуска прыщей я не привезла.
Прыщи на спине — проклятие всей моей жизни. Как и гигантский нос. Я уже привыкла не спорить с друзьями и родными, а иногда даже соглашаться с ними, что нос вполне приемлемый, но при виде фурункулов на спине все они дружно морщатся, и я их понимаю. Я перепробовала все: обертывание водорослями, скрабы с солью, акупунктуру, «Роаккутан», а упрямые гады все лезут и лезут. Я обошла всех дерматологов и узнала, что прыщи пройдут после родов, — печальная ирония судьбы. Если бы все было так просто! Видимо, сказался избыток подростковых гормонов, так и не приглушенных спермой. У Клаудии, понятно, ни разу в жизни не было прыщей, и я ей завидую, хотя знаю, как дорого обошелся ей дефицит гормонов. Будь у нее выбор, она бы с радостью стерпела прыщи на спине. Дожидаясь, пока щелкнет поднимающаяся крыша «мини», я мысленно помолилась за подругу.
